Через тысячу лет - [22]

Из-за тяжелой ноши орел не мог быстро лететь. Когда он хотел перемахнуть через преградивший ему путь гребень скалы, то изо всех сил взмахнул для этого крыльями. Из красного комка тряпок, который он держал в цепких когтях, до меня донесся пронзительный плач ребенка.

Последние сомнения, если они и остались у меня, теперь исчезли. Все стало понятно: орел украл из нашего селения ребенка.

Это несчастье для всех. Люди селения будут ходить в трауре.

Но, может быть, можно спасти ребенка? Я вспомнил о тугом луке, болтающемся за спиной. Мигом достал его, положил стрелу на тетиву, натянул ее и стал дожидаться подходящего момента.

Стрелу нужно было выпустить в то мгновение, когда орел не успеет подняться высоко над скалой. Иначе, пронзенный стрелой, он упадет на камни е высоты и загубит ребенка.

Далее, убить орла следовало первой же стрелой. Иначе, раненый, он выпустит из когтей ребенка на скалы.

Между тем черный разбойник взлетел на высоту примерно с рост человека над поверхностью скалы, на которой я находился. Едва он стал продолжать путь к соседней скале, как я выстрелил из лука.

Выстрел был точным — стрела пронзила сердце хищника. Голова орла поникла, рядом со мной на скалу упала капля темной крови. Вслед за нею, раскинув крылья в смертельной судороге, на узкую площадку скалы рухнул орел. Подойдя поближе, я без труда убедился, что он уже мертв.

Самым удивительным было то, что ребенок не пострадал. У него не было даже маленького ушиба.

Ребенок оказался сыном нашего яшули. Я узнал, что у преклонного возраста нашего старосты это единственный ребенок, его радость и надежда.

Я взял на руки ребенка, туго завернутого в пеленки, который продолжал отчаянно плакать, подошел к краю скалы и посмотрел вниз.

Могу сказать, что был потрясен, увидев всех односельчан, столпившихся у подножия горы.

Мать ребенка в отчаянии раздирала свое лицо до крови, вырывала клочьями волосы. Время от времени она билась головой о камни скалы.

Яшули, обхватив руками непокрытую голову, сидел на камне посреди окружившей его толпы.

Мы находились высоко, и, как бы ни надрывался ребенок, услышать внизу его плач было, конечно, невозможно. Поэтому мне самому пришлось, напрягши голос, крикнуть им, что ребенок спасен.

И тогда глаза мои увидели чудо: мать ребенка, то смеясь, то плача от счастья, стала карабкаться ввысь, на почти отвесную скалу.

Почему мне показалось это чудом? Да потому, что даже таким как я, двадцатилетним джигитам, эти скалы были не под силу. Но женщине радость словно придала крылья.

Всем собравшимся внизу казалось, что она поднимается вверх как бы по невидимым ступеням, словно по лестнице, прорубленной в скале, хотя никакой лестницы, конечно, не было.

Несмотря на уговоры односельчан, женщина карабкалась все выше и выше. Она обратила внимание только на грозный окрик мужа:

— Остановись! Возвращайся назад!

Женщина перестала карабкаться, однако спуститься вниз ей было уже не под силу. Раскинув руки, она приникла к скале, пока на помощь ей не пришли самые отважные и ловкие джигиты из нашего селения.

После этого яшули приказал жене и всем, собравшимся у подножия скалы, взрослым и малым, разойтись по домам.

Когда все разошлись, яшули, сделав мне знак «Обожди!» вскочил на коня и куда-то ускакал.

Прошло много времени, яшули не возвращался. Не зная, что делать, я начал кричать во все горло, звать на помощь, повторяя имя яшули.

В конечном счете я устал кричать, а ребенок перестал плакать. Немного почмокав нежными губками, похожие на лепестки алой розы, он заснул.

Постепенно я пришел к мысли, что все надежды рухнули, как гласит наша пословица — коса нашла на камень. Вечерняя прохлада заставила меня дрожать.

Прогуливаясь по узкой площадке, венчающей скалу, я вдруг заметил в трех-четырех шагах от себя камень, похожий на ступку, которой пользуются хозяйки. Этот камень неожиданно зашевелился и откатился в сторону, а в образовавшейся на его месте черной дыре показалась ясно видная в вечерних сумерках голова нашего яшули.

Опираясь руками о кромку отверстия, яшули вылез на площадку. Широким шагом подошел он ко мне и обнял, долго не выпуская из своих объятий. Прижал к себе спящего сына и несколько минут любовался им, словно не смея поверить в чудесное спасение младенца, а затем обратился ко мне:

— Сынок, ты спас старика от тяжелой потери! За всю свою жизнь я не смогу сполна отплатить тебе за ту бесценную услугу, которую ты мне оказал. Знай од« но: отныне я тебе отец, а ты мне сын.

Слова яшули взволновали меня.

Мне было только пять лет, когда умер мой отец. В этот момент я вспомнил его, и перед глазами возник живой облик отца. Я на всю жизнь запомнил его строгость и справедливость. Самый близкий человек, он при жизни, словно гора, служил мне защитой...

Сердечные слова старика вызвали на моих глазах слезы. Мягко улыбаясь, яшули обратился ко мне:

— Видишь, сынок, эту дыру, похожую на нору?

— Вижу, отец!

— Никто, кроме нас с тобой, не должен знать про эту дыру. Понимаешь?

— Да.

— Когда состаришься, сможешь показать этог ход одному какому-нибудь человеку, самому близкому, которому безгранично нельзя будет действовать стрелой и луком, можно будет пустить в ход нож.