Через реку забвения - [34]

Он хочет меня! — словно иглой пронзило Терезу.

В тот же миг в ней самой взметнулось желание, и неизвестно, чем бы завершился этот поцелуй, если бы Брюс вдруг не отстранился и не произнес задыхаясь:

— Пора!

Несколько секунд Тереза смотрела на него потемневшими от страсти глазами, совершенно не понимая, что он имеет в виду.

— Что? — спросила она, хотя и осознавала, насколько глупо звучит этот вопрос.

— Ехать! — выдохнул Брюс.

Тереза все еще не могла сообразить, о чем идет речь.

— Куда?

Неожиданно Брюс рассмеялся. Затем, на миг прижав ее к груди, произнес:

— Ты забыла, что мы должны ехать на пресс-конференцию?

Тереза порозовела от смущения. У нее действительно вылетела из головы предстоящая встреча с журналистами.

— Прости, сама не понимаю, что со мной происходит… — пробормотала она.

Брюс быстро поцеловал ее в губы.

— А я, кажется, понимаю. Более того, разделяю твое состояние. И сам бы с удовольствием никуда не поехал, а остался бы здесь, с тобой… если бы ты позволила…

Последние слова были произнесены вопросительным тоном. Терезе не надо было объяснять их значение. «Если бы ты захотела вновь лечь со мной в постель», — означало окончание фразы.

Будь моя воля, я бы устроилась с тобой прямо здесь, на ковре, среди роз, хризантем и орхидей! — мелькнула в ее голове сумасшедшая мысль.

Разумеется, произнести это вслух она не могла — во всяком случае пока. Зато проступивший на ее щеках румянец смущения явился для Брюса своего рода ответом.

— Мне так нравится, когда ты краснеешь, — лукаво улыбнулся тот.

Окончательно сконфузившись, Тереза высвободилась из его объятий и отступила на пару шагов.

— Э-э… действительно пора ехать. Но, боюсь, мой макияж пришел в полную негодность. А Синтии нет… Как я покажусь перед журналистами в таком виде?!

Брюс внимательно оглядел ее лицо.

— Не понимаю, почему ты так всполошилась. По-моему, с твоим макияжем полный порядок. Посмотри на себя в зеркало и сама увидишь.

— Да?

Тереза направилась было к столу, но вспомнила, что Синтия увезла зеркало с собой. Тогда она двинулась к выходу.

— Ты куда? — спросил Брюс, идя следом.

— В спальню, — обронила Тереза через плечо. — Здесь нет зеркала. — Вдруг она остановилась и всем корпусом повернулась к Брюсу. — Только ты за мной не ходи!

Тот усмехнулся.

— Хорошо. Что ты разволновалась? Не желаешь — не пойду.

Глядя в его смеющиеся глаза, Тереза вдруг подумала: а правда, почему я так взвинчена? Не пора ли мне расслабиться и начать наслаждаться жизнью?

Пожав плечами, она ответила:

— Кто сказал, что я волнуюсь? Просто, если ты пойдешь со мной в спальню, на пресс-конференцию мы точно не попадем. — И одарив Брюса взглядом, в котором плясали чертики, Тереза покинула гостиную.

Тот лишь вздохнул, глядя ей вслед.

Перед журналистами следовало появляться в лучшем виде, поэтому ради такого случая Брюс заказал белый лимузин.

К тому моменту, когда тот подкатил к дверям «Хилтона», где толпились репортеры, Тереза полностью овладела собой. Губы она подкрасила самостоятельно, поэтому была сейчас во всеоружии и ничто не мешало ей играть роль рок-звезды.

Брюс вышел из лимузина первым и придержал дверцу для Терезы. Как только она показалась из автомобиля, засверкали вспышки фотокамер и зазвучали первые вопросы. Однако Брюс вежливо, но твердо пригласил всех в конференц-зал.

Там распорядитель усадил Терезу за стол, на котором находился микрофон, а также небольшой поднос с минеральной водой, апельсиновым соком и стаканами. Журналисты устроились напротив, заняв многочисленные стулья. На крайний справа от Терезы, в первом ряду, сел Брюс. Операторы с видеокамерами остались стоять вдоль стен.

Поздоровавшись со всеми, Тереза произнесла незамысловатую шутку, и пресс-конференция началась. Как всегда, пришлось отвечать на множество вопросов, которые не раз звучали на прежних интервью, однако попадались и неожиданные. Например, один парень спросил, как Тереза чувствует себя после того, как выплескивает со сцены в зал переполняющую ее ярость.

— Замечательно! — не задумываясь ответила она, вызвав общий смех. Когда он утих, Тереза добавила: — Я знаю, откуда идут слухи о моей якобы злости. И, признаться, мне непонятно стремление некоторых критиков выставить меня этакой стервой. Думаю, оно происходит от их собственных комплексов. Сама я в себе ожесточенности не ощущаю, хотя признаю, что после первого альбома у слушателей могло сложиться подобное впечатление, потому что в те времена мое душевное состояние было крайне неуравновешенным. Впрочем, вы и так знаете об этом из текстов моих песен. Но и тогда я не срывала зло на других людях, ни на кого не кричала и не впадала в истерику. Иными словами, мое настроение не влияло на окружающих. Так что, если у меня и была какая-то ярость, то для других она не представляла опасности. По-моему, это неплохо. Лучше выплескивать эмоции в творчестве, чем портить кому-то жизнь.

Затем последовал вопрос, не жалеет ли Тереза, что сделала свою личную жизнь достоянием публики.

Она на минутку задумалась.

— Не жалею. Хотя сейчас, если смотреть, так сказать, с высоты приобретенного опыта, многое выглядит по-другому. И, наверное, если бы мне нужно было начать сначала, я поступила бы иначе. Но в любом случае выход на сцену требует мужества, независимо от того, какие песни ты поешь — автобиографические или нет.