Через реку - [9]

А Крум в машине, взятой у приятеля, возвращался в Лондон, делая по крайней мере шестьдесят миль в час. Этот первый поцелуй, которым он коснулся холодной и все же пылающей щеки Клер, поверг его в какое-то исступление. Поцелуй означал огромный шаг вперед. Тони не был порочным юношей и отнюдь не считал преимуществом, что Клер - замужняя женщина. Но оказались ли бы его чувства столь же пламенными, будь она не замужем, - этого вопроса он перед собой не ставил. Неуловимое очарование, присущее женщине, познавшей чувственную любовь, и особая острота, которую знание этого придает ощущениям мужчины, - все это представляет интерес для психолога, а не для наивного юноши, полюбившего в первый раз в жизни. Тони хотел бы, чтобы она стала его женой, если это возможно; если же нет, то все равно как, лишь бы заполучить ее. Три года он прожил на Цейлоне, работал как вол, белых женщин видел мало, и ни одна его не увлекла. Единственной его страстью была игра в подо, а когда он встретился с Клер, он только что лишился и поло и работы. Клер заполнила образовавшуюся пустоту.

С деньгами у Тони дело обстояло еще хуже, чем у Клер. У него имелись сбережения - около двухсот фунтов, и на них надо было жить, пока он не найдет место. Поставив машину обратно в гараж, он стал соображать, где бы пообедать подешевле, и решил пойти в свой клуб. Он фактически там и жил, а в своей комнате на Райдер-стрит только ночевал, и утром завтракал вареными яйцами и чашкой чаю. Комната была неуютная, в первом этаже, полупустая всего лишь кровать и платяной шкаф; окна выходили на высокую стену соседнего дома. В такой же комнате в девяностых годах останавливался, ночевал и завтракал его отец, когда приезжал в город. Только теперь она стоила вдвое дороже.

Под воскресенье в клубе не было никого, кроме нескольких завсегдатаев, привыкших проводить субботний вечер на Сент-Джеймс-стрит. Молодой человек заказал себе обед из трех блюд и уничтожил его до последней крошки. Затем выпил пива и отправился в курительную выкурить трубку. Собираясь опуститься в кресло, он заметил стоявшего перед камином высокого худого человека с темными изогнутыми бровями и седыми усиками, который рассматривал его через монокль в черепаховой оправе. Повинуясь импульсу влюбленного, жаждущего любым способом приблизиться к даме своего сердца, Тони обратился к нему:

- Простите, сэр, вы не сэр Лоренс Монт?

- Всю жизнь был в этом уверен. Молодой человек улыбнулся.

- В таком случае, сэр, я познакомился с вашей племянницей, леди Корвен, когда она возвращалась с Цейлона. Она говорила мне, что вы состоите членом этого клуба. Моя фамилия Крум.

- А... - отозвался сэр Лоренс, роняя монокль. - Я, видимо, знал вашего отца, я постоянно видел его здесь перед войной.

- Да, он записал и меня, с самого рождения. Должно быть, я самый молодой член клуба...

Сэр Лоренс кивнул.

- Так вы познакомились с Клер? Ну, как она перенесла поездку?

- Мне кажется, очень хорошо, сэр.

- Давайте сядем и поговорим о Цейлоне. Хотите сигару?

- Спасибо, сэр, у меня трубка.

- Может быть, кофе? Официант, две чашки кофе. Моя жена сейчас в Кондафорде, у родителей Клер... Прелестная молодая женщина.

Заметив, как пристально смотрят на него темные глаза старика, молодой человек пожалел о своем порыве. Он покраснел, но храбро ответил:

- Да, сэр, она прелестна.

- А вы знаете Корвена?

- Нет, - коротко ответил Крум.

- Очень неглуп. Понравилось вам на Цейлоне?

- О да! Но пришлось уехать.

- Возвращаться не собираетесь?

- Боюсь, что нет.

- Я был на Цейлоне очень давно. Индия, в общем, поработила его. В Индии бывали?

- Нет, сэр.

- Трудно понять, действительно ли индийцы стремятся к независимости. Ведь там семьдесят процентов населения - крестьяне! А крестьяне хотят устойчивости и спокойной жизни. Я помню, в Египте перед войной началось сильное националистическое движение. Но феллахи были все за Китченера {Китченер (1850-1916) - английский реакционный политический деятель; принимал участие в подавлении народных восстаний в Судане и Египте; в свое время предлагал в демагогических целях некоторые реформы, касавшиеся интересов египетских крестьян - феллахов.} и за твердые английские законы. Во время войны мы убрали Китченера и лишили их устойчивости; тогда они впали в другую крайность. Что вы делали на Цейлоне?

- Управлял чайной плантацией. Но потом владельцы стали наводить экономию, объединили три плантации, и я оказался не у дел. Как вы думаете, сэр, намечается какой-нибудь сдвиг? Я ничего не понимаю в экономике.

- Никто не понимает. Теперешнее положение вещей вызвано десятками причин, а люди вечно стараются все свалить на одну. Возьмите Англию: тут и отказ от торговли с Россией, и относительная независимость европейских стран, и резкое сокращение торговли с Индией и Китаем, и рост потребностей населения в послевоенные годы, и увеличение расходов по государственному бюджету, примерно с двухсот миллионов до восьмисот, - значит, на оплату труда мы вынуждены расходовать в год почти на шестьсот миллионов меньше. Когда твердят о перепроизводстве, это, конечно, к нам неприменимо: так мало мы давно не производили. Тут и демпинг, и никуда не годная организация, и неумелый сбыт даже того ничтожного количества продуктов питания, которые мы производим. Прибавьте к этому нашу привычку надеяться, что "завтра все наладится", и наши повадки балованного ребенка. Все это - причины специфические для Англии. Причем две из них - слишком высокие потребности и повадки балованного ребенка присущи также Америке.