Через реку - [4]

- Понимаю. Тебе не кажется, что мне следовало бы знать обо всем этом немного больше?

Клер ответила не сразу, потом вдруг выпалила:

- Он садист.

- Я никогда не могла хорошенько понять, что это такое, - сказала Динни, взглянув на вспыхнувшее лицо сестры.

- Ну, когда человек ищет сильных ощущений, и они еще сильнее, если он причиняет боль тому человеку, который ему дает эти ощущения. А жена наиболее подходящий объект.

- Да что ты!

- Много было всяких штучек, а мой хлыст для верховой езды - только последняя капля.

- Неужели он тебя... - воскликнула Динни в ужасе.

- Да, да!

Динни подсела к сестре и обняла ее.

- Клер, ты должна от него освободиться!

- А как? Что я могу доказать? Да и кто захочет выставлять напоказ такую мерзость? Ты - единственный человек, которому я в силах об этом сказать.

Динни встала и открыла окно. Теперь ее лицо горело так же, как и лицо сестры. Клер безучастно продолжала:

- Я ушла от него при первой возможности. Но все это между нами. Видишь ли, обыкновенная страсть скоро теряет остроту, а климат у нас там жаркий.

- Господи! - отозвалась Динни и снова села напротив сестры.

- Я сама виновата. Я все время знала, что хожу по краю пропасти, вот и сорвалась.

- Ну, детка, ведь не можешь же ты оставаться в двадцать четыре года и замужем и соломенной вдовой?

- Не вижу, почему: mariage manque {Неудачный брак (франц.).} очень успокаивает кровь. Все, к чему я теперь стремлюсь, - это достать работу. Я не собираюсь сесть папе на шею. А как он, Динни? Сводит концы с концами?

- Не совсем. Дела только стали поправляться, но эти последние налоги совсем нас погубят. Важно продержаться, не сокращая служащих. Да и все в том же положении. Я всегда чувствовала, что мы с деревней - одно. Или вместе потонем или выплывем, но так или иначе - плыть нужно. Отсюда и мой проект пекарни.

- Если у меня не будет другой работы, могу я взять на себя доставку? Вероятно, старая машина еще цела?

- Можешь помогать, детка, как хочешь. Но ведь сначала надо все наладить. Хорошо, если удастся к январю. А до тех пор еще будут выборы.

- Кто наш кандидат?

- Его зовут Дорнфорд - человек новый, вполне порядочный.

- Ему понадобятся вербовщики голосов?

- Еще бы!

- Отлично! Это - для начала. А что, от национального правительства есть какой-нибудь толк?

- Они говорят о "завершении своей работы". Но каково оно будет, они пока скрывают.

- Как только нужно действительно что-то решить, они никогда не могут договориться. Все это мне непонятно. Но я могу ходить по домам и говорить: "Голосуйте за Дорнфорда"... Как тетя Эм?

- Приезжает завтра. Вдруг вспомнила, что еще не видела малыша. Говорит, что настроена романтически, хочет получить "комнату священника", просит меня последить, чтобы с ней не носились. Словом, все такая же.

- Я часто ее вспоминала. И мне сразу становилось легче!

Наступило долгое молчание: Динни думала о Клер, а Клер - о самой себе. Наконец ей это наскучило, и она взглянула на сестру. Верно ли, что Динни переборола свою любовь к Уилфриду Дезерту? Хьюберт писал об этом романе с такой тревогой, когда он был в разгаре, и с таким облегчением, когда он оборвался. Сестра просила, чтобы ей никогда об этой истории не напоминали, но ведь прошло больше года... Рискнуть? Или она ощетинится, как еж? "Бедная Динни! Мне двадцать четыре, - продолжала размышлять Клер, - значит, ей двадцать семь!" Она молча разглядывала профиль сестры. Его очертания были прелестны, а чуть вздернутый носик придавал лицу что-то задорное. Глаза все такие же красивые, их васильковый цвет не поблек, и кайма ресниц при светло-каштановых волосах кажется неожиданно темной. Все же лицо это похудело и утратило то, что дядя Лоренс называл когда-то "искорки Динни". "Будь я мужчиной, непременно влюбилась бы в нее, - решила Клер. - Она по-настоящему хороша. Но все-таки в ней чувствуется теперь какая-то печаль, и это исчезает только, когда она с кем-нибудь разговаривает". Клер прикрыла глаза и продолжала наблюдать за сестрой сквозь опущенные ресницы. Нет, расспрашивать нельзя! По лицу сестры было видно, что замкнутость нелегко ей далась, и нарушить ее было бы непростительно.

- Детка, - обратилась к ней Динни, - - ты хочешь жить в своей прежней комнате? Боюсь только, что у нас слишком много развелось голубей, и они все время воркуют как раз под окнами.

- Ну что за беда!

- А где ты будешь завтракать? У себя?

- Пожалуйста, не волнуйся из-за меня, дорогая! Ни ты, ни кто другой это будет меня угнетать. Как хорошо опять очутиться в Англии, да еще в такой чудесный день! Трава - все-таки замечательная вещь, и вязы, и голубая даль!

- Еще одно, Клер. Сказать папе и маме про Джерри или лучше не говорить?

Клер сжала губы.

- Мне кажется, они все-таки должны знать, что я к нему не вернусь.

- Конечно. И хоть отчасти - причину.

- Ну, тогда - что с ним просто невозможно жить.

Динни кивнула.

- Я не хочу, чтобы они считали виновницей тебя. Остальные пусть думают, что ты приехала подлечиться.

- А тетя Эм? - спросила Клер.

- Ею я займусь сама. Она, наверно, будет поглощена малышом. Вот мы и доехали.