Через пять лет - [33]

Я усаживаюсь и вытаскиваю из пакета, который Аарон поставил на стол, кукурузную лепешку. Аарон тем временем подцепляет черенком ножа порезанный кубиками лук и смахивает его в миску с гуакамоле.

– Где ты научился готовить? – поражаюсь я.

Любой человек, умеющий обращаться с ножом, вызывает у меня восхищение. Я с ножом обращаться не умею, однако искренне верю, что стоит мне только освоить это искусство, как из меня выйдет отменный шеф-повар.

– Нигде. Я самородок, – усмехается Аарон и, подталкивая локтем Беллу, открывает духовку. Нарезанные ломтиками перец, лук и картошка отправляются внутрь. – Но я вырос среди еды. Моя мама работала поваром.

Я мгновенно понимаю, к чему он клонит. Не сами слова, хотя они тоже кое-что значат, открывают мне правду, но тон его голоса – немного растерянный, смятенный. Словно Аарон, как и я, до сих пор не верит в то, что произошло.

– Прости, – шепчу я. – Мне очень жаль.

Он оборачивается.

– Спасибо. Но это случилось давным-давно.

– Так что на ужин? – Белла упирает руки в бока. Аарон продевает сквозь них ладони, притягивает ее к себе и целует в щеку.

– Все, что пожелаешь. Закуски уже готовы.

– На сегодня у нас забронирован столик в «Гриле». Но если нет желания наедаться от пуза, можно отправиться в «Хэмптон Чатни».

Я всегда бронирую столики в ресторанах. Белла всегда выбирает, какой из этих ресторанов мы посетим.

– Я думала, «Гриль» мы зарезервировали на завтра.

Я хватаю телефон, проверяю бронь.

– Хмм… Ты права. Действительно на завтра.

– Отлично! – восклицает Белла. – Я как раз хотела остаться дома.

Она теснее прижимается к Аарону, который не выпускает ее из объятий.

– Позвонить Дэвиду, чтобы притормозил у магазина?

– Нет нужды, – смеется Аарон. – Еды у нас вдоволь. Готовить не переготовить.

Он подходит к холодильнику, рывком распахивает дверцу, и мои глаза разбегаются от радужного многообразия овощей и фруктов, завернутых в бумагу сыров, свежих веточек петрушки и мяты, баночек с оливками, купающимися в масле, круглых лимонов и лаймов и клиновидной глыбы пармезана. Холодильник забит под завязку.

– Вы все это привезли с собой? – ошалело бормочу я.

Все прошлые годы я вопила от радости, обнаружив в холодильнике Беллы кусок масла. Обычно в нем не было ничего, кроме обросшего плесенью лимона и бутылки водки.

– Ну как тебе? – ухмыляется Белла.

– Поверить не могу, что тебе известно, где находится овощная лавка.

Белла сияет.

Я выхожу на задний двор и смотрю на океан. Небо затянуто облаками, и я начинаю подмерзать в легкой футболке и шортах. Надо бы вернуться и надеть свитер. Я вдыхаю живительный воздух, пропитанный острой свежестью и запахом моря. Выдыхаю напряжение этой недели, нашу поездку, колдующего на кухне Аарона.

Медленно открываю глаза. Из коттеджа доносится сладкозвучный голос Фрэнка Синатры, поющего «От начала и до конца». В моей памяти тотчас воскресают «Радужная комната» и наши с Дэвидом фигуры, медленно покачивающиеся на вращающейся ротонде.

Я поворачиваюсь. Гляжу в окно. Аарон в обнимку с Беллой танцует в ритме песни. Голова Беллы покоится на его плече. На губах ее блуждает рассеянная улыбка. Жаль, нельзя их сфотографировать. За все двадцать пять лет, что я знаю Беллу, я никогда не видела ее такой умиротворенной, такой естественной. Ни с одним мужчиной она не была самою собой. Ни с кем не закрывала от наслаждения глаза.

Я остаюсь во дворике, пока на гравийной дорожке не раздается шуршание шин. Вернулся Дэвид. Солнце уже почти село за горизонт, и последний закатный луч, дрожа, угасает в облачке тумана.

Глава пятнадцатая

В средней школе мы с Беллой, бывало, проверяли друг дружку на прочность игрой под названием «Стоп». Мы принимались описывать какие-нибудь омерзительные и тошнотворные явления и не успокаивались до тех пор, пока у слушателя не сдавали нервы и он не орал: «Стоп!» На мысль об игре нас навел протухший в морозилке кусок мяса – с него-то, горемычного, все и началось. Затем последовали муравейники, волдыри от ядовитого плюща, коровьи внутренности и снующие по дну общественного бассейна кишечные палочки.

Эта игра пришла мне на ум следующим утром, когда я вышла на пробежку и увидела мертвую чайку с вывернутой шеей, сломанными крыльями и сплошь облепленную мухами, копошащимися в кровавой плоти, из которой алым флагштоком торчал кусок позвоночника.

Где-то я читала, что чайки умирают мгновенно и в воздухе. Представляете, сидите вы на пляже, попивая апельсиновый сок, и вдруг – бамс! – вам на голову падает чайка.

Над дюной, укрывая ее рассветной пеленой, стелется густой и плотный туман. Будь у меня глаза как у орла, я бы, возможно, разглядела вдали собрата-бегуна, готовящегося к осеннему марафону. Но таких глаз у меня нет, и, насколько я вижу, здесь только я одна.

Я склоняюсь над чайкой. Вероятно, прошло немногим более пары часов, как она умерла, но здесь, в природе, круговорот жизни и смерти происходит быстро.

Я фотографирую ее для Беллы.

Когда я встала сегодня утром, никто даже не шелохнулся. Дэвид спал без задних ног, сверху тоже не доносилось ни звука. Впрочем, иного я не ждала – на часах было всего-навсего шесть. Случается, Ариэль пробуждается засветло, чтобы поработать. Прошлым летом я пыталась уломать ее побегать со мной, но только зря потеряла время, выслушивая ее бесконечные извинения и отговорки. Так что в этом году я зареклась кого-нибудь с собой брать.