Через Гоби и Хинган - [30]

Массовой сдаче в плен дэвановских солдат в немалой мере способствовала деятельность политаппарата Ю. Цеденбала. Политуправление Конно-механизированной группы проводило большую работу по дезорганизации войск противника. Над занятой врагом территорией наша авиация разбрасывала множество листовок, раскрывающих освободительную миссию советских и монгольских войск. Авторами некоторых листовок выступали даже военнопленные. Они рассказывали о гуманном обращении с ними и призывали однополчан последовать их примеру и этим спасти свою жизнь.

Убедившись, что, вопреки японской пропаганде, жизнь пленных, захваченных советскими и монгольскими войсками, находится в полной безопасности, солдаты и офицеры Дэвана начали охотнее сдаваться на милость победителя.

В делах Архива Советской Армии сохранился интересный документ: письмо командира 9-й вражеской кавдивизии генерал-майора Буяндогтеха. Он обращался к командованию монгольской Народно-революционной армии с оригинальной просьбой: «Выделить партийного работника для проведения митинга и бесед с моими солдатами»{19}.

Жители Чжанбэя с ликованием встретили советско-монгольских воинов. Они торжественно отпраздновали день освобождения от тирании японских захватчиков. Специально выбранная населением делегация преподнесла освободителям знамя. Делегацию сопровождали толпы жителей с красными флагами, с красными повязками на руках и букетами цветов. И всюду – барабанный бой, звуки гонга, возгласы благодарности.

Многие жители просили принять их добровольцами в советские части или дать оружие для борьбы с японцами.

Чувства этих людей можно было понять: ведь они избавились от страшного ада японской оккупации. Вот [88] что писал в монгольской газете «Улан-Од» ее корреспондент Мятов, побывавший в те дни в освобожденном Чжанбэе: «Я всюду видел, что у жителей Маньчжурии в большинстве своем одежда была очень бедной. На голове – самотканые шляпы с огромными полями, на голое тело накинут чапан.

Они почти голыми руками с рассвета до заката вспахивали землю (часть горожан также занята в сельском хозяйстве) и получали за это крохотное количество зерна. «Нам трудно, – говорили они, – выразить словами ту огромную радость, которую мы переживаем сейчас, избавленные от кошмаров гнета японских поработителей».

Японское командование отводило существенную роль своим укрепленным районам в Маньчжурии. Начальник штаба Квантунской армии генерал Сикосабуро Хата утверждал, например, что система укрепрайонов способна задержать наступающие войска по крайней мере на длительное время. Поэтому на ее сооружение не жалели ни сил, ни средств, ни времени. (Калганский укрепрайон возводился в течение пяти лет рабским трудом китайцев и монголов.)

Чуть заметные, поросшие гобийским ковылем пологие курганы, груды камней, темные юрты, полоска выжженной солнцем лебеды – шарильчжи, еле виднеющаяся сквозь марево зноя лента древней стены, а впереди – равнина. Так выглядел укрепрайон, если смотреть на него в бинокль с северной стороны. Но первое впечатление обманчиво. Курганы на поверку оказываются толстостенными железобетонными дотами, а юрты дзотами. Все эти, оборудованные по последнему слову техники, мощные сооружения имели подземные ходы, жилье, склады с запасами, необходимыми для жизни и боя. Из темных глазниц амбразур смотрели жерла орудий и стволы пулеметов разных калибров. Да и рыжая полоска вовсе не лебеда, это – проволочные заграждения.

Пирамиды из камней служили препятствием для танков и бронемашин. За камнями находились противотанковый ров, управляемые минные поля. В промежутках между дотами и дзотами протянулись траншеи полного профиля и ходы сообщения. [89]

Своими флангами Калганский укрепленный район упирался в Великую Китайскую стену, или Ваньличанчэн, что значит «Стена длиной десять тысяч ли».

Образуя огромную дугу, укрепрайон господствовал над окружающей местностью и, по мнению его защитников, представлял собой неприступную крепость.

Великая Китайская стена, возведенная из больших гранитных глыб, также являлась грандиозным оборонительным сооружением. Общая протяженность ее почти четыре тысячи километров. По всей длине стены через определенные промежутки сооружены сторожевые башни с бойницами, а там, где она пересекает важнейшие горные переходы и дорожные коммуникации, воздвигнуты целые крепости. Высота стены около десяти метров, а местами и больше, ширина кое-где такова, что по ней свободно может проехать автомашина. Даже время оказалось бессильным разрушить это уникальное творение многих миллионов людей.

В полосе наступления Конно-механизированной группы Великая Китайская стена проходила по линии Тяньчжень – Калган – Дунпэнцзы – Ханцзы – Гоукоу – Губэйкоу – Каошаньцзи – Сафынкоу и далее на восток.

Молчаливую равнину, что раскинулась на подступах к оборонительным узлам укрепрайона, японцы называли «равниной смерти». Зловещее название, да еще и с двойным смыслом. То ли они имели в виду, что равнина окажется роковой для наступающих советских войск? То ли назвали ее так потому, что на ней уже приняли смерть строители? Ведь широко известно, что, стремясь сохранить тайну оборонительных сооружений, японское командование истребляло тех, кто возводил укрепрайон. Тысячи китайцев и жителей Внутренней Монголии были уничтожены и погребены во рвах, вырытых самими обреченными. Такова страшная правда «равнины смерти».