Череп на рукаве - [34]

И после этого как-то само собой получилось, что атака захлебнулась. Уцелевшие бестии отхлынули. Убрались лемуры-стрелки. Взвод почти в полном составе – если не считать убитых и раненых – оказался собранным в самом сердце Кримменсхольма.

...Разумеется, штаб «Танненберга» встал на уши. Разумеется, нам приказали во что бы то ни стало «удерживать поле боя» до того времени, пока умники из батальонного штаба – проще говоря, разведка и контрразведка, а также «другие необходимые специалисты» – не прибудут на место и не разберутся, в чём дело.

Мы были единственными, кто столкнулся с подобным, гм, феноменом. Остальные взводы и роты успешно выполнили задание. Они на самом деле спасали гражданских. Нашему взводу не повезло. Ни одного спасённого. Ни одного.

Как бы то ни было, помощь нам оказали. Ближе к вечеру пришли первые транспорты с тяжёлым вооружением. Конечно, не «королевские тигры», об этом оставалось только мечтать. Впрочем, мы были рады и скромным БМД, боевым машинам десанта. Огневая мощь у них не уступала среднему танку, а проходимость была выше. Броня, конечно, подкачала, ну да лемуры вроде как не располагали противотанковой артиллерией.

– Вот так-то, ефрейтор, – господин штабс-вахмистр уже успел закурить свою неизменную сигару. – Шли, как говорится, по ровному, да голой ж... прямо в муравейник. Докладывай. Как отделение?

– Всего выбыло из строя семь человек, господин вахмистр. Из них безвозвратные потери – один. Тяжелораненые, нуждающиеся в немедленной госпитализации, – ноль. Легкораненые, помощь может быть оказана в полевых условиях – шесть.

– Селезень твой как? – вдруг хмуро поинтересовался вахмистр. Немало меня удивив, сказать по правде.

– Подобран санитарами, – браво отрапортовал я. – Состояние удовлетворительное. С корсетом может ходить сам, господин вахмистр.

– Парни, которых эта дрянь за глотку взяла?

– Хуже всех Джонамани, у Сурендры проникающее ранение в лицо. Стрела пробила забрало, но ничего.

– Постой, ефрейтор. Что за чушь? Как стрела могла пробить забрало, оно пулю выдерживает!

– Не могу знать, господин вахмистр. Первичный осмотр предполагает не пробитие, а проплавление, каталитическое проплавление, бронепластик словно поплыл...

– Гм... яйцеголовым доложил, ефрейтор?

– Так точно, во время первичного опроса. – И что они сказали?

– Сказали, что это невозможно, господин вахмистр.

– Ничего другого от этих дармоедов я и не ожидал. Ладно, ефрейтор, можешь идти к своим. Я передам свое мнение господину лейтенанту... и оно будет положительным.

– Рад стараться, господин старший...

– Не тянись, ефрейтор. Мы в поле, а не на плацу. Вы неплохо прошли. Парня твоего, конечно, жаль. Хороший десантник бы вышел. Признаться, я бы предпочёл на его месте видеть Селезня. Всё равно от него никакого толку.

– Осмелюсь доложить, господин вахмистр, рядовой Росдвокрак хороший и старательный солдат! Он не опозорит...

– Защищаешь своих, ефрейтор? Правильно делаешь, только на твоём бы месте я списал бы Раздва-кряка в стройбат. В этот раз из-за него никто не погиб по чистой случайности. Не знаю, долго ли продлится такое везение.

Я ничего не ответил. Вытянулся в струнку, откозырял и спросил разрешения идти.

– Давай-давай, – хмуро кивнул вахмистр. – И прочисти Мумбе мозги. Этой ночью, я чувствую, нам спать не придётся.

О, как он был прав!..

Я пошёл к своим ребятам. Благодаря усилиям медиков держались они неплохо. Даже Селезень перестал ныть и стонать.

Тело Кеоса, запаянное в чёрный пластик, заполненный инертным газом, подлежало теперь отправке на Новый Крым. Имперский десант вообще и «Танненберг» в частности очень заботились о том, чтобы ни один погибший не остался на поле боя. И чтобы потом он был со всеми почестями похоронен. По обычаю многих армий ещё старого мира, когда существовали различные страны и ещё была настоящая Россия, погибшему посмертно присвоили внеочередное воинское звание. Кеос отправлялся в мир иной старшим вахмистром. Его перебросили аж сразу через две ступеньки – ефрейтора и просто вахмистра. В смерти он сравнялся с самим господином Клаусом-Марией. С образцом, так сказать, имперского служаки и солдата...

А поскольку Кеос погиб, со всего разбега влетев в ждущие коричневые объятия, дело оказалось представлено так, будто бы он прикрыл собой непосредственного командира, то есть меня, и вышестоящего начальника, то есть господина старшего вахмистра. За такое дело полагался солдатский Железный крест четвёртой степени, но с дубовыми листьями. Армейские острословы прозвали эту награду «терновым очком».

Посмертно Кеосу вручили этот самый крест. Теперь его семья, если только она у него была, получала права на двойную пенсию. А его имя будет высечено на громадной мраморной плите, где скрупулёзный «Танненберг» отмечает всех погибших в своих рядах и всех награждённых. Надо сказать, что список отмеченных посмертно устрашающе и деморализующе длинен. Но это было уже позже, много позже.

Эту ночь мы провели, что называется, «на костях». Взводу запретили покидать Кримменсхольм. Вместе с прибывшими БМДэшками нам предстояло удерживать деревню, «пока потери не превысят уровень принятой целесообразности».