Череп маркиза де Сада - [2]

— Да говори же ты прямо, черт возьми! Что в пакете? — Мейтленду казалось, что всякое терпение и выдержка покидают его.

Марко поднял сверток с колен. Он перевернул его осторожно, но с расчетом.

— На вид ничего особенного, — промурлыкал он. — Круглое. Довольно увесистое Может быть, это мяч? Или улей. Я бы предположил, что это кочан капусты. Да, это вполне можно принять за кочан обыкновенной капусты. Но это не кочан. О, нет. Интересно, правда?

Если в намерения коротышки входило довести Мейтленда до бешенства, он почти преуспел в этом.

— Разворачивай, будь ты проклят! — заорал Мейтленд.

Марко пожал плечами, улыбнулся и начал отклеивать запечатанные края бумаги. Кристофер Мейтленд уже не был ни истинным джентльменом, ни радушным хозяином. В нем взыграл коллекционер, и он сорвал с него все маски. В это мгновение Мейтленд олицетворял само нетерпение. Он навис над плечами Марко, когда тот пухлыми пальцами разворачивал бумагу.

Бумага упала на пол.

— Наконец-то, — выдохнул Мейтленд.

На коленях Марко остался большой сверкающий серебряный шар из фольги.

Марко начал снимать фольгу, разрывая ее на серебряные полоски. Мейтленд ахнул, когда увидел, что показалось под оберткой.

Это был человеческий череп.

Сначала Мейтленд увидел зловеще поблескивающее в свете огня матовое, как слоновая кость, полушарие, а затем — пустые глазницы и носовое отверстие, которому не суждено более вдыхать земные запахи. Мейтленд отметил ровность зубов и хорошо развитые челюсти.

Несмотря на инстинктивное отвращение, он был на удивление внимателен.

Коллекционер обратил внимание на то, что череп был небольшого размера и изящной формы, что он очень хорошо сохранился, несмотря на желтоватый налет, свидетельствующий о его солидном возрасте. Но одна особенность произвела на Мейтленда самое сильное впечатление. В самом деле, это был необычный череп.

Этот череп не улыбался!

Скулы и челюсти соединялись между собой таким образом, что у мертвой головы не было оскала, заменяющего улыбку. Классическая издевательская ухмылка, присущая всем черепам, в данном случае отсутствовала.

У черепа был серьезный, рассудительный вид.

Мейтленд заморгал и откашлялся. Что за дурацкие мысли приходят ему в голову? В черепе не было ничего особенного. На что намекал старина Марко, когда с такими торжественными предисловиями вручал ему столь примитивный предмет?

Да, на что же намекал Марко?

Маленький толстяк поднес череп к огню и, явно с гордостью начал вращать его в руках.

Его самодовольная улыбка оттеняла серьезное выражение, навечно установившееся на лицевых костях черепа.

Наконец Мейтленд выразил вслух свое недоумение.

— Чему это ты так радуешься? — грозно спросил он. — Принес мне череп женщины или подростка…

Смешок Марко не дал ему закончить.

— Вот и френологи говорят то же самое! — прохрипел он.

— К черту френологов! — вскрикнул Мейтленд. — Рассказывай, что это за череп, если тебе есть что рассказать.

Марко пропустил это мимо ушей. Он вертел череп в своих толстых руках с таким вожделением, что Мейтленду стало противно.

— Пусть он и небольшого размера, но какой красивый, не правда ли? — размышлял вслух коротышка. — Какая изящная форма, а вот, взгляните — поверхность будто подернута патиной.

— Я не палеонтолог, — резко прервал его Мейтленд. — И не кладбищенский грабитель. Посуди сам, Марко, — зачем мне обыкновенный череп?

— Прошу вас, мистер Мейтленд! — начал коротышка. — За кого вы меня принимаете? Неужели вы могли подумать, что я принесу вам обыкновенный череп, оскорбляя тем самым вашу ученость? Неужели вы думаете, что я могу просить тысячу фунтов за неизвестно чей череп?

Мейтленд сделал шаг назад.

— Тысячу фунтов? — заорал он. — Тысячу фунтов за это?

— И это еще дешево, — уверил его Марко. — Вы с радостью заплатите их, когда все узнаете.

— Я бы не заплатил столько даже за череп Наполеона, — возразил ему Мейтленд. — И даже Шекспира, если на то пошло.

— Я уверен, что личность обладателя этого черепа заинтригует вас гораздо больше, — продолжал Марко.

— Ну, довольно. Выкладывай свою историю!

Марко смотрел в лицо Мейтленда, постукивая пухлым пальцем по лобной кости черепа.

— Перед вами, — пробормотал он, — череп Донатьена Альфонса Франсуа, маркиза де Сада.

2

Жиль де Рэ[3] был монстром. Инквизиторы Торквемады[4] в своей изобретательности сравнялись с врагами рода человеческого, которых они были призваны изгонять. Но маркиз де Сад оставался непревзойденным олицетворением получения наслаждений от истязаний. Его имя символизирует воплощение крайней, изощренной, извращенной жестокости — жестокости, названной «садизмом».

Мейтленду была известна странная история де Сада, и он еще раз про себя перебрал все ее перипетии.

Граф или маркиз де Сад родился в 1740 году в семье, ведущей свое происхождение от старинного прованского рода. Когда во времена Семилетней войны он начал служить в кавалерии, это был красивый юноша, бледный, хрупкий, голубоглазый, чья фатоватая робость таила под собой дьявольскую порочность.

В возрасте двадцати трех лет за варварское преступление его приговорили к тюремному заключению на один год. Но вышло так, что двадцать семь лет своей дальнейшей жизни он провел за тюремными стенами за такие деяния, о которых даже сейчас упоминают только намеками. Он заслужил печальную славу своими бичеваниями, пристрастием к наркотикам, пытками женщин.