Череп колдуна - [8]

— Теперь ты действительно богатый господин, — сказала Зельза, когда они вышли на улицу, — а говорил — пара безделиц. Кого ты ограбил, рыжебородый?

— Об этом лучше не спрашивать, — зашептал Кайтай.

— Здесь хватит на дивный кусочек земли на побережье в Марионской долине… — задумчиво сказал Оуэн.

— Земли! — огрызнулась Зельза.

— Оуэн, завтра мы идем к Мирдину Велису, — сказал Кайтай. — Возможно, после этого нам уже не понадобится никакой земли. Может быть, нам потребуется лишь по полоске с человеческий рост. Я боюсь этого колдуна, дружище.

— Честно говоря, я тоже, — ответил Оуэн, — но сделка есть сделка. По крайней мере, нужно понять, чего он хочет. А пока у нас полные карманы денег и у меня жажда, так что сначала пойдем выпьем по капле, а потом посмотрим великий город и поищем, как в нем можно нагрешить.

— Я уже много чего знаю об этом городе, — сердито сказала Зельза, — может, даже слишком много. А вино есть у меня в кибитке, Оуэн.

— Но я родом из Марионской долины, мадам, — ответил Оуэн, — а мы известны тем, что всюду суем свой нос и любим посмотреть мир, бываем то там, то здесь. К тому же я так толком и не видел этого города — я был мальчишкой, когда побывал здесь. Здесь несомненно есть и такие места, которые мальчишке не были интересны.

Кайтай вздохнул. Он заметил безумный блеск глаз Оуэна и вновь с раскаяньем вспомнил день, когда он дал своему другу попробовать заветной травки. Не нужно было много знать, чтобы понять, что жажда Оуэна была желанием вернуть душевный покой и мир, хоть на миг найти забвение в винной чаше. Оуэн искал освобождения от мечты, видения, которое приносит с собой гафта, а Кайтай знал, что такое невозможно.

— А я не хочу смотреть на чужую жизнь, — сказал он. — И город этот мне не нравится. Я не рожден жить среди высоких домов.

— Я тоже, — проговорила Зельза. — Пошли с нами в табор, Оуэн.

— Вы идите, — сказал он, — я приду позже. Ты, Кайтай, можешь попытаться прочесть свою книгу, пока я погуляю по городу. А Зельза пусть снова тебе погадает — Он усмехнулся. — Не бойтесь, я вернусь. Мне не хотелось бы пропустить завтрашнюю встречу.

3

Когда в городе стало темнеть, Кайтай попросил хозяина гостиницы внести в комнату свечи. Он разложил рукописи прямо на деревянном столе и запер дверь. Затем зажег свечи и курильницу с благовониями, от которой пошел странный резкий запах. Кайтай закрыл ставни. Завернувшись в свой истрепанный плащ, он лег грудью на стол, внимательно вглядываясь в полустертые угловатые значки старинной книги. Желтое лицо его оставалось бесстрастным, но пальцы дрожали, когда он время от времени переворачивал листы.

Внизу, перед гостиницей, высоко взвивалось пламя цыганского костра, и нараставшие волны музыки проникали даже сквозь плотно закрытые Кайтаем ставни. Цыгане давали представление для собравшихся в таборе людей — и местных жителей, и пришельцев из разных мест. Разодетые, чопорные люди из западного Парата, стройные, почти нагие темнокожие жители Морских островов в одеяниях из перьев и городские жители: толстые купцы, элегантная знать, ремесленники с учениками, воры-карманники — все были внутри круга. И многие уходили с облегченными кошельками. Одним там предсказывали судьбу, другие смотрели на трюкачей или танцоров или хлопали цыгану, выводившему на помост толстого медведя. Большинство из смотревших представление бросали деньги, а с тех, кто не бросал, легкие на руку цыганки умудрялись все же взять цену каким-либо способом.

Молча глядя на все это, на пороге кибитки стояла Зельза. Она ждала.

А высоко в гостиничной комнате, за закрытыми ставнями, Кайтай бормотал, по временам царапая одно-два словечка на табличке, и переворачивал листы книги.

Луна была низко, и ночная жизнь города наконец замерла. Теперь по табору бродило уже меньше людей. Кайтай в своей комнате откинулся на стуле, глядя на свечи, которые уже почти прогорели. Он глубоко вздохнул и медленно опустил древнюю рукопись обратно в мешок. Затем поднялся, задул все свечи, кроме одной, и раскрыл ставни. Далеко внизу угадывались очертания цыганских повозок. У одной из них он разглядел застывшую фигурку — это была Зельза.

Кайтай вышел из комнаты, прошел по узким коридорчикам и кривым лестницам гостиницы и оказался на улице. Шел он медленно, с опущенной головой, поминутно трогая свой нагрудный амулет.

Зельза услышала его шаги и повернулась навстречу. Зеленым огнем сверкнули ее глаза в темноте ночи, подсвеченной лишь пламенем костра.

— Он скоро придет, твой ненормальный приятель, — сказала она. Она не спрашивала, а утверждала.

— Он не более ненормальный, чем я, — сказал Кайтай. — Я тоже думаю, он вернется. Если, конечно, не получит нож под ребро в каком-нибудь притоне.

— Нет, — ответила Зельза.

— Я верю тебе, — сказал Кайтай, — у тебя, должно быть, особое зрение. Женщины моего народа тоже обладают таким. Но у них это бывает раз в жизни.

— У нас тоже, — резко ответила Зельза. — Только один мужчина открывает это зрение. Неважно, сколько было любовников, мужей, которых ты… но это — только для одного.

Кайтай кивнул. Спустя минуту он произнес:

— Он напьется.