Черчилль: в кругу друзей и врагов - [39]
Любовь к выдающимся личностям частично объясняет и огромный интерес Черчилля к истории. У него всегда было заостренное восприятие в отношении великого – людей, событий, достижений. «Если человек не в состоянии отличить великое от мелкого, он бесполезен», – полагал политик[318]. Подсознательно осознавая собственное предназначение, он хотел на примере фигур из прошлого узнать, как выглядят столпы эпох, и понять, как они ведут себя в кризисных ситуациях, собственно и определяющих их величие[319].
Его круг чтения всегда изобиловал биографиями великих государственных деятелей. В одном только 1927 году, во время руководства Министерством финансов и работы над четвертым томом «Мирового кризиса», он проглотил книгу о Джордже Вашингтоне, только что переведенный на английский язык «психологический портрет» Отто фон Бисмарка Эмиля Людвига и написанную в том же году книгу Андре Моруа (1885–1967) «Дизраэли». Жизнеописание первого президента США он нашел «занимательным»[320], работу про «железного канцлера» оценил очень высоко и посоветовал прочесть супруге[321], а биографию знаменитого викторианца назвал «восхитительной»[322]. Он вообще всегда любил «великого и мудрого» Дизраэли, считая, что «тексты его выступлений и произведений являются приисками благоразумия и проницательности»[323].
Третья причина, определившая столь почетное место новой книги в творческом наследии, связана с высоким литературным качеством текста. Хотя во время подготовки сборника к печати автор и использовал уже опубликованные статьи и сохранившиеся черновики, различные версии эссе показывают, что он уделял много внимания и тратил много сил на редактирование, казалось бы, уже готовых кусков, причем правил не только стилистику, но и содержание. Результат этой титанической работы впечатляющ. «Очерки о Бальфуре, Асквите, Керзоне и Биркенхеде содержат фрагменты, которые после прочтения словно остаются выгравированными в уме», – комментирует Рой Дженкинс[324]. Каждый читатель сборника, где одновременно сочетаются легкость стиля и глубина изложения, может насладиться наиболее понравившимися ему фрагментами. Упоминая о стиле Черчилля, ограничимся только одной фразой, которая не просто завершает эссе про Керзона, а четко, без лишнего пафоса, но с пленяющим красноречием выражает разнообразие и трагизм жизни несостоявшегося премьера: «Утро было золотым, день – бронзовым, а вечер – свинцовым. Но все три элемента были цельнолитыми и отполированными до блеска, соответствующего их красоте»[325].
Говоря о литературных достоинствах сборника нельзя не сказать про еще один немаловажный фактор. Не считая поддержки в сборе материала со стороны Маршала Дистона (1893–1956), на этот раз Черчилль обошелся практически без привлечения помощников. В работе над сборником автор был предоставлен сам себе, своему воображению, опыту и таланту. «Великие современники» – это Черчилль в своей лучшей форме, на олимпе возможностей, в розе ветров своих способностей. Возможно, это прозвучит резко, возможно даже, что некоторые с этим не согласятся и в какой-то мере будут правы, но, если не брать военных выступлений, где под гнетом тяжелейших проблем и в условиях всепроникающего стремления сплотить и воодушевить народ красноречие Черчилля воспарило ввысь, указанный сборник – последнее великое произведение нашего героя. И это несмотря даже на то, что впереди его будут ждать десять лет активного творчества, включая создание двух монументальных сочинений, определивших его славу писателя.
Три причины – уже много. Но есть и еще один фактор, почему биографические эссе Черчилля так привлекательны. Джордж Малкольм Томсон был абсолютно прав, когда в своей рецензии точно и тонко подметил, что в каждом из очерков, словно в зеркале, отражается облик еще одного современника – самого мистера Черчилля[326]. «Великие современники» – это еще один автопортрет британского политика, еще один ключ к его мировоззрению.
Чтение биографических очерков способно не меньше рассказать о личности автора, чем автор рассказывает о своих героях. Взять, к примеру, такое редкое для политиков, но очень важное в системе ценностей Черчилля качество, как великодушие. По словам Э. М. Брауна: «Все, кто знал У. С. Ч., считали великодушие одной из самых главных черт его характера»[327]. На великодушное отношение автора к своим героям, некоторые из которых нанесли ему обидные раны, обратили внимание еще первые рецензенты. Так, Джон Сквайр в своем весьма критическом разборе отметил, что «мистер Черчилль никогда не опускается в тексте до такого щегольства, чтобы неодобрительно отозваться о герое только потому, что он с ним не согласен»[328].
На страницах «Современников» немало примеров «почти безоговорочного великодушия»[329] Черчилля. Мы находим его в очерке, посвященном Асквиту, который в попытках сохранить за собой кресло премьера в 1915 году расплатился отставкой Черчилля после семи лет плодотворной работы, а позже отказал ему в командовании дивизией; в главах про Бальфура и Чемберлена-старшего, острые споры с которыми вынудили автора оставить в 1904 году Консервативную партию; в эссе про адмирала Фишера, несдержанное поведение которого отнимало не только много нервов, но и крайне негативно сказалось на карьере потомка Мальборо; и, конечно же, в материалах про Вильгельма II и Гинденбурга, с которыми политик сражался в годы мировой войны. Но наиболее интересным в этом отношении является фрагмент, посвященный лейбористу Филипу Сноудену (1864–1937), человеку, который и в политическом, и в идейном, и в личностном плане резко отличался от Черчилля.
