Чем вы недовольны? - [8]

Клавдия нечаянно открыла дверь детской спальни. На табуретке, насупившись, сидела девочка лет двух, с чудесными каштановыми волосами, темноглазая, с гордым с заметной горбинкой носиком.

– А почему ты здесь? – спросила Клавдия.

– Я наказана.

– За что?

– Не слушалась. Залезла в сугроб и набрала снег в валеночки.

– Как тебя зовут?

– Катя.

Девочку звали Тамарой Мухиной. Её привезли из Ярославля, где лечили в больнице. Пассажирский поезд, в котором матери с детьми следовали из Харькова в Москву, а Тамара с мамой в Котельнич, был растерзан бомбами налетчиков фюрера, «беззаветно и смело» нападавших на любой, даже незащищённый поезд.

Тамаре неизвестно когда понравилось имя Катя, в она упорно твердила, что её зовут Катей.

– Ты моя мама? – спросила Катя-Тамара.

Ах, женщины, в том числе девушки-зенитчицы! Сержант, командир орудийного расчета, стреляет по смертоносным «юнкерсам» – и вдруг слезы…

– Да, я твоя мама, – не раздумывая ответила синеглазая командир-артиллерист.

– Тогда посиди со мной. Меня скоро простят. Пойдём в наш красный уголок и будем петь… Хочешь, спою?

– Хочу…

Катя спела веселую песенку, сержант с удовольствием поплакала.

Через несколько дней Катя увидела во дворе быстро идущую Клавдию и кинулась к ней:

– Пришла моя мама.

Бывший председатель городского совета Ломоносовска, командир пехотного батальона, отец Клавдии капитан Турбин погиб под Тулой зимой 1941 года.

Мать Клавдии, Наталья Мироновна, старшая медсестра морского госпиталя, два с половиной часа добиралась до дома маленьких беженцев, везла Кате и детям гостинцы от раненых моряков…

– Я твоя бабушка, – сказала Кате Наталья Мироновна.

Через полгода Наталья Мироновна привезла Катю в свою квартиру. Навсегда.

Клавдия утвердилась в правах мамы, Тамару удочерили под именем Екатерина Турбина.

В октябре 1945 года Клавдия Турбина вышла замуж. За одаренного дирижера и композитора, прибывшего в Ломоносовск из Ленинграда. Некоторые грани дирижерского характера невыносимо выпирали и не поддавались шлифовке. Дирижер непрестанно острил, неустанно лгал и непрерывно пил.

Последние две грани лишили его уважения, любви и прописки в квартире Турбиных.

Дирижер покинул берега Северной Двины в нетрезвом состоянии и очутился на Дальнем Востоке в качестве руководителя ансамбля музыкальных эксцентриков. Пригодилось его стремление острить. Номер эксцентриков длится девять минут, и не пить в это время может каждый.

ВИДЕЛА?

На крыше ресторана «Амра» располагается кафе с тем же названием. Столики защищены от сухумского солнца пестрыми тентами. Изредка посетители кафе наблюдают цирковую игру дельфинов. Иных примет у «Амры» нет. Её не прославляют ни обходительность официантов, ни качество кофе. Нормальное курортное кафе. Отдыхающий, добравшись до Сухуми, приехал дышать, загорать, купаться, а не питаться – это отлично усвоено трестом ресторанов.

Катя и Ася завтракали в нарядной «Амре», окруженной с трех сторон Черным морем, недалеко от пляжа, где плещутся волны и курортники.

Именно в тот момент, когда Катя и Ася спускались с крыши, Илона, Курбский и Кутин ступили на бетонированный мол.

Илона Голицына нечаянно взглянула на девушку в легком костюме цвета переспелой малины и почувствовала некое досадное беспокойство.

Подобное беспокойство появляется у известной актрисы в связи с дебютом талантливой, притом красивой, со сценическим обаянием молодой артистки. Угасающей актрисе остается либо, содрогаясь, покровительствовать восходящему таланту, либо выживать его из театра. По-разному бывает. Чаще второе.

Илона вспыхнула. На один миг, вполне достаточный, чтобы возненавидеть незнакомку. Уж слишком приметна была её внешность – глаза, осанка, гордый профиль.

Курбский улыбнулся:

– Обратите внимание… Девушка в малиновом… Просто двойник «Неизвестной» с картины Крамского.

– Сравнили, – осмелился заметить исполняющий должность супруга доцент Кутин. В его обязанности входило раболепие перед номинальной супругой.

– Эта девушка серьезный конкурент вам, Илона, – вторично усмехнулся Курбский.

Курбский презирал человечество в целом, не делая исключения даже для Илоны Голицыной, своего помощника. И не упускал случая, чтобы побесить её.

– Прошу меня никогда и ни с кем не сравнивать.

Илона вторично вспыхнула и отказалась завтракать в ресторане «Амра», где Курбского знали как «известного ученого, академика». Для него накрывали стол в маленьком зале за музыкальной эстрадой. Особые блюда для него готовил лично шеф-повар. Илона заявила, что возвращается домой. Немедленно.

– Я остаюсь. Буду обедать один.

– В этом кабаке? – уронила Голицына.

– Лучшем в этой местности.

Кутин по положению не имел права высказывать своего мнения, он досадовал на Илону, как лакей, тайком.

С каким наслаждением Голицына собственноручно швырнула бы в море встреченную незнакомку, на которую обратил внимание её шеф, незнакомку с гордой осанкой и независимым взглядом. Илона, как радар, уловила дерзкую силу Катиных глаз.

– Чем вы недовольны? – вдруг спросил Курбский, чтобы ещё больше досадить Илоне.

– Как можно быть довольной? Что за курорт, какая публика? И вообще – что за жизнь?!