Человеку нужен лебедь - [48]

Наступил февраль. И хотя еще трещали суровые морозы и лежал подо льдом и снегом Донец, но я видел приближение весны, и мне жаль было расставаться с Баловницей. Знал: пригреет солнце — и улетит она от меня за речку в осинник, а потом и совсем на целое лето куда-нибудь в подмосковные рощи.

А весна приближалась. Люди еще ходили в валенках, в теплых шубах; от мороза брови и усы покрывались инеем, как серебром. И солнце будто такое, как в январе, но на левом берегу Донца под столетними осинами позавчера осел снег и на белой снежной скатерти появилось пятно — маленькое, серое. Вчера после полудня оно уже вытянулось полоской, а сегодня там зачернели очертания пологого песчаного берега. Это первая весенняя проталина. Завтра будет мороз хватать за уши, обжигать щеки, а проталина опять вырастет, удлинится. Идет весна!

Птицы реже появлялись у кормушек. Сперва исчез важный щеголь снегирь, потом перестали прилетать щеглы и юрки, убежал куда-то молчун жаворонок. Только Баловница радовала меня. Она прилетала на заре, садилась на столик и громко дзинькала, словно вызывала меня. Я выходил. Полакомившись моим лесным сбором, Баловница вертелась на ладони, задорно пела, выводя весенние колена.

«Может, прилетит сюда опять на зиму, а как ее узнать?» — думал я, глядя на веселую синицу. И вдруг решил. Сжав руку, я поймал Баловницу.

Несмывающейся краской выкрасил ей белые пятна под глазами в красный цвет. Она перестала быть похожей на синицу, о чем я тотчас же пожалел, но мне так хотелось с ней еще повстречаться или хотя бы услышать, где она будет проводить лето. Ведь о такой птице обязательно сообщат.

Несколько морозных дней Баловница провела около кормушек, но на руку уже не садилась. От нее разлетались ее сородичи, видимо не узнавая в ней синицы.

Наступили теплые дни. Зима начала сдавать. Баловница покинула меня. Я выставил скворечник, хотя до прилета черных певцов было далеко. В преддверии весны хорошо поют свиристели. Я перешел Донец и углубился в рощу.

Свиристели величиной и окраской, а особенно хохолком на головках похожи на хохлатых жаворонков. Отличишь их только по белым небольшим пятнам на крыльях. Стайкой усаживаются они на высокий дуб или вяз и нежно, очень нежно журчат. Прислушаешься к их песне, и кажется, что где-то журчит весенний ручеек. Когда приближаешься, птицы не улетают, а стремятся навстречу. Перепархивают с дерева на дерево — ближе, ближе. Наконец они недалеко от тебя усядутся на ветке и примутся рассматривать. Ты не шелохнешься, и они успокоятся и запоют. Сразу повеет весной.

Издалека заслышав стаю, я медленно пошел к ней. Где-то на солнечных опушках трещали многочисленные синицы.

Я уже видел свиристелей, когда у меня над головой раздался тревожный крик синицы. Она громко извещала всех в лесу о моем появлении. Предупрежденные беспокойной певуньей, замолкли свиристели.

«Принесло же тебя, — недовольно подумал я о синице. — С таким провожатым к стае не подойдешь».

И остановился. Синица, помолчав и, как мне показалось, забыв обо мне, запела. Я сделал шаг, и тотчас над головой закричала маленькая птица:

— Питы, читы! Чи-ты!

Мне послышалось, что синица предупреждала:

— Птицы, смотри! Смотри!

Я замер, и птица затихла. Долго стоял я неподвижно. Свиристели вновь запрыгали. Мне нужно было шагнуть к ним, чтобы они полетели навстречу. Но если во время полета свиристелей тревожно закричит синица, тогда все пропало: стая хохлатых птиц немедленно улетит, и отыскать их вновь вряд ли скоро удастся. Не шевелясь, стоял я под деревом. Наконец-то синица успокоилась и полетела, словно ныряя в воздухе, к Донцу.

Глядя ей вслед, я шагнул к свиристелям. Они тотчас полетели мне навстречу, сели недалеко на ветку. Сейчас все произойдет так, как я это раньше предвидел. Но вдруг синица повернула обратно.

— Пи-ты, чи-ты! — звонко и тревожно закричала она. Свиристели испуганно взмыли вверх. С досады, не взглянув на виновницу своей неудачи, я быстро пошел к реке.

Какой тревогой наполнила эта маленькая птичка лес! Впереди меня разлетались птицы, сородичи синицы на опушках прекратили песни, откуда-то примчалась сорока и застрекотала так резко и громко, что даже стихли работяги дятлы. Чтобы отвязаться от сороки, надо было просидеть тихонько до тех пор, пока ее внимание не привлечет новое лесное происшествие. Но тогда будет некогда искать свиристелей — весенний день отойдет. Недобрым словом помянув синицу, я повернул к дому. И вновь надо мной раздалось синичье:

— Птицы, смотри! Смотри!

Я поднял голову и удивился. На ветке сидела красавица синица. Яркое оперение отличало ее, а вместо обычных белых пятен у нее под глазами ярко пылали красные!

Я залюбовался красавицей. А она, тревожно крича, перепрыгнула с ветки на ветку, словно собираясь кинуться в драку. Я узнал ее.

Это была моя смелая Баловница.

И еще раз пожалел, что, возможно, больше не встречусь с нею.

ЧЕЛОВЕКУ НУЖЕН ЛЕБЕДЬ Повесть

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Лучше не говорите, что вы никогда не видели лебедя. Если человек умеет смотреть в сторону солнца, если он может останавливаться в изумлении перед белоснежной березкой, если он помнит тот белый платочек, которым мать покрывала свою голову, то, значит, он, по крайней мере, чувствует лебедя как добрый символ, понимает как добрую легенду.