Человеку нужен лебедь - [16]

В следующее воскресенье, стараясь перехватить гон в зарослях, я столкнулся с Хрущом.

— Как охота, голова? — спросил он, натягивая поводок, на котором держал Валета.

— Ничего не добыл, уходят от собак лисы, — пожаловался я.

— Вступаю в пай, голова. Что добудем, все пополам! — И, не дожидаясь моего согласия, расстегнул пряжку ошейника и подтолкнул Валетку по направлению к удалявшимся голосам моих собак. Обнадежил: — Сейчас с первой лиской будем, пять минут дела!

Валетка скрылся в осоке. Вскоре гон стал приближаться. Я отчетливо слышал заливистый голос Валета, действительно веселый, звонкий, с переливами. Вдруг мои собаки скололись, затихли, и только Валет продолжал радостный гон. Кондрат восхищенно подмигнул мне, крадучись отбежал в сторону и замер. В зарослях смолк Валет. Кондрат вскинул ружье, положил палец на спуск. Из густой осоковой кулиги высунулась плутоватая мордочка лисы, как раз напротив Хруща. Он повел ружье к ней, а я вдруг отчетливо разглядел короткий ошкамелок хвоста, стоящий торчком. Крикнул:

— Не стреляй!

Мои слова заглушил выстрел.

— Пять минут — первая лиса готова! — похвалился Кондрат Хрущ, сияя счастливейшей улыбкой и не слыша поскуливания Валета в осоке. — Вот это собачка, а то развели… псов!

Из кулиги выскочил Валет. Громко скуля и пугливо оглядываясь, он пулей пролетел мимо Кондрата.

— Эге, Валетка чистых кровей, он сейчас еще одну лиску пригонит! Сейчас жди! — прокричал Кондрат, идя к зарослям. — Ишь какую шубу Патрикеевна имеет, где-то рядом свалилась, а не видать, — ворчал он, лазая по осоке.

— Кондрат Михайлович, ты в Валета стрелял, — наконец опомнился я.

— Что?! Я бил не лису? Как смеешь, голова, насмехаться! — прикрикнул на меня Кондрат. — Рядом я видел Валетку, а бил в лису!

— Один Валет был, — настаивал я.

— Так, значит, я по Валетке ударил?! — распаляясь, закричал Хрущ и, повернувшись ко мне, растягивая слова, сказал: — Если так, можешь охотиться сам… со своими псами бездарными! — И снова принялся искать лису в зарослях.

…Валет обнаружился в поселке. Завидя охотника, он начинал громко скулить, визжать и старался скрыться где-нибудь. При встрече с Кондратом Хрущом Валет лаял зло, громко. Кондрат виновато пожимал плечами, разводил руками и невесело вздыхал. Потом перестал ходить по улице, где у нового хозяина жил на цепи Валетка.

3

При выходе из протока стоит на нескольких больших якорях бывшая рыбница, сейчас жилье маячника. Каждый вечер отправляется он на лодке зажигать на вешках карбидные лампы, обозначать огнями Каспийский банок, прорытый землесосами через меляки.

Жилье маячника у нас называют огневкой, а его самого — огневщиком. Летом ему скучно, людей видит только, которые плывут мимо на реюшках, рыбницах, баркасах и мотолодках. А осенью около огневки, обычно к ночи, собираются лодки и куласы с ближних кос и култуков, съезжаются охотники, чтобы веселее скоротать длинный вечер.

Народ общительный и затевает общий котел. Ужин готовят на жарнике огневщика, усталые, с нетерпением ждут, когда можно разливать суп по чашкам.

Но встречаются и среди охотников прижимистые: в пай кладут что-нибудь поменьше да поплоше — куличка-травничка или утку-нырка, а к котлу подсаживаются первыми, чтобы зачерпнуть погуще со дна и сверху жирок собрать. Кондрат Хрущ всегда этим возмущался, при нем так не поступали даже самые жадные. А один раз случилось. Забылся один парень, за которым раньше и жадности не замечали, отвалил от каравая хлеба большую горбушку и опустил ее в котел, приговаривая:

— Пусть размокнет, а то поприсох хлебушко.

Все промолчали: кое-кто отвернулся — неудобно, что так человек поступает; другие лишь на заметку взяли — жадничать парень начал, в следующий раз в пай не брать. Кондрату Хрущу всегда доверили разливать — очень искусно делил, как хороший старшина в роте махорку на передовой, крохи не убавит, не прибавит. Увидел Кондрат кусище хлеба, впитавший в себя почти весь жир, строго спросил:

— Голова, это еще что такое?

— Пусть поплавает, помягчает, — отозвался парень.

— Мяконького, голова, захотел? — с насмешкой уточнил Кондрат, удивленно качнув головой и громко хмыкнув. Потом поддел половником горбушку, осторожно опустил ее в море. — Водицы тут, голова, поболее, скорее помягчает.

На огневке грянул хохот.

Оплошавшего парня сейчас просят разливать из общего котла, как и Кондрата Хруща, делит как в аптеке.

4

Отстояв утрянку на побережье, я шел по тропе через густые камыши. В одном месте мне бросилось в глаза обилие волчьих следов. Приглядевшись, я определил, что совсем недавно сюда вышла небольшая стая хищников и вдруг кинулась врассыпную, наткнувшись на человека. Тот выстрелил, один из зверей свалился замертво. Охотник подбежал, зачем-то проволок волка метров пять, потом, видимо подняв его на плечи, заспешил в поселок. Прибавив шаг, я выбрался из камышей и увидел отдыхающего на куче наста Кондрата Хруща.

— Вот, голова, повезло-то мне! — воскликнул он, толкая убитого волка, лежащего рядом. — Шкура — раз! Триста рубликов премии — два! Барана от колхоза получу — три! У меня козочки есть, теперь овечек разведу, буду с мясцом и шерсткой. — Кондрат Хрущ от души был рад случаю, поправлявшему его домашние дела, всегда хромавшие, несмотря на его великую трудоспособность. — У председателя попрошу овечку! Дадут, как ты думаешь? Попрошу — дадут, я же волка изничтожил!