Человек-землетрясение - [7]

Пожарная машина? Кто ее вызвал? Откуда в Бриансоне могли знать, что сгорела машина? Во всяком случае, для гонщиков на дистанции авария была неожиданностью.

Боб Баррайс замотал свои руки бинтами от ожогов из аптечки шведов. Он собрался, преодолев свое замешательство, и начал трезво соображать.

Пожарная команда из Бриансона!

Значит, там наверху, в скалах, был свидетель?

Официальное расследование аварийной комиссии, к которой подключилась полиция Ниццы и Гренобля, привело к однозначному выводу. Допрос, которому был подвергнут Боб, и заключения экспертов на месте аварии сложились в ясную картину. Комиссар Пьер Лаваль, поседевший за годы службы полицейским, самым крупным делом которого десять лет назад было изнасилование дочки бургомистра, вел дело с французской вежливостью и уважением к деньгам, которые сейчас сконцентрировались около него. «Если от каждого миллиона, которыми напичкан этот парень, я получу хотя бы десяток франков, – думал он, – это будет моя зарплата за год».

Боб Баррайс, бледный, но удивительно энергичный, давал свои показания твердым голосом. В полицейском микроавтобусе из Ниццы они добрались до обгоревших обломков. Обугленное тело похоронная фирма уже увезла в морг, в Ниццу. Расходы взял на себя Боб. Он сунул представителю похоронной фирмы пачку банкнот и произнес сдавленным голосом:

– Выберите самый красивый гроб. И организуйте перевозку во Вреденхаузен. Зафрахтуйте самолет и отвезите моего друга в Германию. Расходы не играют роли.

И вот в полицейском микроавтобусе сидели комиссар Лаваль, Боб Баррайс, шведы, нашедшие его, судебный врач, два эксперта по авариям и член администрации ралли и с содроганием взирали на выгоревший, оплавившийся, бесформенный автомобиль. Боб Баррайс вновь описывал события.

– Лутц хотел сократить путь. Он выискал эту проклятую боковую дорогу и высчитал, что мы можем срезать сорок километров. Конечно, это был обман, но Лутц был так возбужден, что с ним невозможно было говорить разумно. Потеря времени, перспектива стать лишь четвертыми буквально сводили его с ума. Я все предпринял, чтобы его образумить, уговаривал его, как больного, но все напрасно. Когда он все же свернул на боковую дорогу, я даже попытался вытащить ключ из зажигания. Это было смертельно опасно при той скорости, с которой он ехал. Он ударил меня по лбу и отбросил назад на сиденье. Как безумный, взбирался он по узкой обледенелой дороге… Все произошло так быстро, я не знаю, как это вышло… Меня вдруг выбросило из машины, потому что дверь открылась. А потом уже запылала вся изуродованная куча металла.

Боб Баррайс дрожащими руками вытер глаза. Все присутствующие сочувствовали ему. Директор ралли взволнованно шмыгал носом. Комиссар Лаваль печально смотрел на обгоревший остов. Тонкий слой свежего снега сделал из него фантастическую скульптуру.

– Машина загорелась сразу? – спросил он.

– Как после взрыва.

– Но она не взорвалась.

– Я сказал – как, господин комиссар.

– И вы уже не могли вытащить вашего друга?

– Нет. Он был так зажат, что, сколько я ни тянул, ни тащил его, ничего не помогало. А потом, когда пламя стало слишком высоким… – Боб поднял свои толсто забинтованные руки. Это было достаточно красноречиво. Никто не может требовать, чтобы человек сгорал ради дружбы. Граница готовности прийти на помощь – человеческое бессилие.

– Я смог вытащить огнетушитель, – тихо проговорил Боб и закрыл глаза. Один из шведов поддержал его. Комиссар Лаваль покусывал нижнюю губу. – Но от такого огнетушителя мало проку, когда все залито горящим бензином. Я почти все вылил на Лутца, но, боюсь, он был уже мертв…

– И тогда вы побежали назад, на дорогу?

– Да, но я не помню, как я до нее добрался. У меня просто провал в памяти.

– Типичное воздействие шока. – Судебный врач положил ладонь на руку Боба. – Если допрос вас чересчур утомляет, месье…

– Нет, спасибо. Я выдержу. – Боб вымученно улыбнулся. – Эта ночь! Эта ужасная ночь! Я никогда не смогу забыть ее. Когда я увидел Лутца, объятого пламенем… – Он прижал забинтованные руки к глазам и всхлипнул.

Комиссар Лаваль прекратил допрос и занес в протокол: «Второй водитель и участник аварии Боб Баррайс, двадцать четыре года, профессия фабрикант, все еще находится под впечатлением случившегося. Со стороны полиции его показания не подвергаются сомнению. Таким образом, восстановление хода событий закончено».

И у французских чиновников свой особый язык, как у всех чиновников в этом мире. Наверное, причина в конторском климате.

В этот же вечер – обломки были отправлены в металлолом, ведь неясностей больше не было – Боб Баррайс стал центром внимания на большом балу, посвященном ралли, в Монте-Карло. Была упомянута трагическая смерть Лутца Адамса, две тысячи гостей во фраках и сверкающих вечерних платьях поднялись на минуту, молча опустив головы… Потом оркестр грянул туш, и победитель «Европейского ралли», испанец Хуан Анель, открыл торжественный полонез.

Это был не траурный марш, а приглашение к бурной бальной ночи. Боб Баррайс танцевал до самого утра. На забинтованные руки он надел широкие белые кожаные перчатки, которые срочно изготовил мастер за особую плату.