Человек-Война - [14]

Феликса потянули за рукав куртки, он обернулся, подползший наемник молча показал рукой в сторону. От видневшегося вдали поселка на полной скорости, подпрыгивая на выбоинах неслись две грузовые машины, в кузовах люди, один из них встал и по ходу движения открыл в их сторону огонь из автомата. Прочь с дороги! Мы идем к своим на помощь! Так понял смысл этой стрельбы Феликс. Дать бой? Уже бессмысленно. Операция провалена, информационной бомбы не будет. Надо уходить. Наемник сноровисто привел к бою гранатомёт и направил его сторону автобуса, выстрел и покореженное железо смешается с покорёженными телами. Не стоит, остановил его Феликс, это бессмысленно, более того вредно. Трупы своих они забрать не успеют, их могут опознать и тогда покажут совсем другую картину. Обугленный автобус мертвые женщины и дети, рядом трупы с сине-желтыми опознавательными лентами на форме.

— Уходим! — по рации отдал приказ Феликс и наемники грамотно, быстро, прикрывая друг друга, отошли. Двух убитых со своей команды бросили, третьему раненому осколком гранаты в живот, оказали последнюю услугу, добили. Их не преследовали, не до того было. С первого выстрела до отхода прошло 4 минуты 27 секунд.

Грузовики сильно сбавили ход, с кузовов прыгали и развернувшись в цепь бежали к автобусу ополченцы.

— Все живы? — подбежав, одышливо выкрикнул коренастый немолодой, обросший щетиной мужик с автоматом.

— Наших шестеро убито, — тихо ответил боец с изрезанным осколками стекла лицом, и неловко за пояс заткнул пистолет с пустым магазином.

— Ихних трое, — добавил и показал рукой в сторону лежащих трупов наемников, стоявший рядом с ним паренек, обутый в больничные тапки без задников, одетый в грязную майку и рваные в застарелых пятнах крови камуфляжные штаны. Сквозь дыры штанов была видна несвежая марлевая повязка

— Ты ранен? — спросил ополченец, заметив бинты со свежей кровью на правой ноге.

— Вчера ранили, а сегодня пока бегал ранка открылась, — тихо ответил парень и обыденным тоном добавил, — кровь остановилась, болит терпимо, двигаться могу.

— Чича! Среди женщин и детей убитых и раненых нет! — от автобуса громко крикнул молодой ополченец.

— Я учителем русского языка был, — объясняя, чуть смущенно улыбнулся ополченец, — дети в школе за глаза прозвали "Чича" теперь это мой позывной. А так Николай Василевич кличут, как Гоголя.

"Чича" хорошо известный в этих краях позывной. Это его отряд, сформированный из местных жителей, одним из первых на этой земле встал на пути карательных батальонов. По сети "гулял" видеоролик, где этот спокойный немолодой человек объяснял, почему он взялся за оружие и почему он хочет говорить сам и учить детей родному для них русскому языку. Потом уже лично к нему шла часть добровольцев из России. Всего день назад это подразделение, преобразованное в батальон, отбивало атаку бронетехники механизированной бригады, отбились. Отбились, хоть и с запоздало пришедшей помощью, но отбились. Помощь была, но на передовом рубеже, на первой линии огня, стояли и приняли первый, самый страшный удар ополченцы Чичи.

— Солор, — представился боец с изрезанным лицом и протянул правую руку,

— Тот самый? — крепко пожав протянутую ладонь, спросил Николай Васильеви,

— Тот, — польщенно улыбнулся блоггер, — а так-то меня Борис зовут. Хотел беженцев с рук на руки передать, наши в России готовы их принять и помочь на первых порах. Вот я и поехал. Ну и репортаж тоже написать надо. Пусть люди знают, что да как. Вот и угодил здесь в засаду. Хорошо хоть ребята ещё неделю назад подарили АПС, да гранату с собой прихватил, пригодилось.

— Я и сам твои крымские посты читал, — по-товарищески улыбнулся ему, Николай Васильевич, — грамотно, хорошо излагаешь, коротко, ясно, по делу. Молодец!

Не отвечая Борис достал из кармана мятых штатов цвета "хаки" пластиковый флакончик с перекисью водорода и индивидуальный пакет. Зубами разорвал пакет, марлю бинта смочил жидкостью.

— А ты? — отвернувшись от блоггера, спросил Чича стоявшего рядом с Солором парня с бледным лицом,

— Максим, — скупо представился тот, — позывной "Клинч".

— Я гранату в этих сучар кинул, а ребята хоть и раненые кинулись к оружию, вот и отбились, — вытирая марлевым тампоном с перекисью водорода лицо и болезненно морщась от этой процедуры, объяснил Солор.

На мгновенье как в кошмаре покрыли крохотные пузыри его лицо, а потом пропали, с порезов была смыта кровь.

— Клинч, ко мне в отряд? — предложил Чича, — Раны то у тебя ерундовые, за неделю всё зарастет, или в дальше в Россию?

— Так я вот, — замялся парень и провел руками по грязной майке, взглянул на больничные тапки, — нету уже ничего.

— Оденем, обуем, вылечим, — чуть улыбнувшись, пообещал Чича, — а оружие у тебя уже есть, да и сам в бою не обосрался, это главное.

— Ладно, — кивнул Клинч, — только я с другом, вместе сюда приехали, его позывной "Чё", вон он…

А тот молча сидел рядом с убитым товарищем. У автобуса на дороге рядом положили убитых ополченцев, водителя и растерзанного пулями паренька, что первым выпрыгнул из автобуса и кинулся к оружию. Мертвым, всхлипывающие женщины платками закрыли лица. Детям испуганно смотревших на убитых ополченцев не закрывали глаза и их не просили отвернуться, пусть видят и помнят. Пусть помнят, как помнят в их семьях убитых и замученных родственников в годы Отечественной войны. Трупы карателей так и лежали неприбранными, ополченцы их уже обыскали и взяли трофейное оружие. Время неумолимо шло к полудню, яро палило солнце. Над мертвыми жужжа уже роились мухи. Пахло сгоревшим топливом, а от недалекого поля боя удушливо несло сероводородом разложения.