Человек в поисках себя - [29]

Однако, к счастью, нам больше не нужно спорить о том, что любовь к себе не только необходима и благотворна для нас, но также является предпосылкой к тому, чтобы любить других. Эрих Фромм в своем убедительном анализе «Эгоистичность и любовь к себе» вполне ясно показал, что корни людской эгоистичности и чрезмерной заботы о себе на самом деле уходят к внутренней самоненависти. Он указывает на то, что любовь к себе – это не только не эгоистичность, но и фактически – ее противоположность. Другими словами, человек, считающий себя недостойным, вынужден поддерживать себя эгоистическим возвеличиванием, в то время как у человека с положительным восприятием собственной ценности, то есть у человека, который себя любит, есть основа для щедрого отношения к ближнему. К счастью, из дальней религиозной перспективы также становится понятно, что существующие самобичевание и самопрезрение являются результатом определенных проблем современности. Уничижительное видение личности у Кальвина было тесно связано с тем фактом, что люди ощущали себя крайне незначительными в индустриальном развитии современного ему периода. А самопрезрение XX столетия берет свое начало не только в кальвинизме, но и в нашей болезни опустошенности. Поэтому современное презрительное отношение к себе не является отражением давней иудейскохристианской традиции. Кьеркегор изобразил это наиболее понятно:

Поэтому если кто-то не научится в христианстве любить себя правильно, то и ближнего своего он любить не сможет…

Любить себя и любить ближнего своего – это абсолютно идентичные понятия, а в своей сущности – одно и то же.

…А значит, закон гласит: «Возлюби ближнего как самого себя, когда ты любишь его, как самого себя»[39].

Самоосознание – не интроверсия

Другое возражение, которое мы упоминали выше, может возникнуть у читателя в форме вопросов: «Не должны ли мы пытаться забыть о себе?», «Не приводит ли самоосознание к тому, что осознанный человек становится застенчивым, напряженным и социально скованным?». Некоторые из вопрошающих всенепременно упомянут знаменитую многоножку, которая плохо кончила, потому что слишком много «думала, какая из ног должна идти за какой, да так и осталась лежать в норке». Очевидно, что мораль тут следующая: «Вот что происходит с тем, кто слишком много думает о том, что он делает».

Прежде чем дать ответ на эти возражения, мы обязаны отметить, насколько неудачно самоосознание в этой стране идентифицируется с нездоровым самоанализом, застенчивостью и смущением. Само собой разумеется, что последнее в этом мире, чего бы хотелось человеку, – это быть осознанным. Но наш язык сыграл с нами злую шутку, немецкий язык более аккуратен в этом отношении, поскольку в нем «самоосознание» также означает и «уверенность в себе», как оно и должно быть.

Один пример внесет полную ясность в понимание того, что предмет нашей беседы – противоположность застенчивости, скованности и болезненному самоанализу. Некий интеллектуально очень развитый и, на первый взгляд, кажущийся весьма успешным молодой человек обратился за психотерапией потому, что его спонтанность была блокирована почти полностью. У него не получалось полюбить кого-либо, он не испытывал никакого удовольствия от дружеского общения. Достаточно сильная тревожность и повторяющаяся время от времени депрессия сопровождали эти проблемы. Он имел привычку отстраняться от себя, смотреть на себя как бы со стороны, не позволяя себе проявлять чувства, до тех пор пока забота о себе не стала для него болезненной. Слушая музыку, он настолько концентрировался на том, насколько хорошо он слышит, что вообще не слышал этой музыки. Даже занимаясь любовью, он будто стоял рядом, смотрел на себя и спрашивал: «Хорошо ли мне?» Как можно догадаться, это изрядно портило ему жизнь. Попав в кабинет психотерапевта, он испугался, узнав, что ему нужно будет еще лучше познакомиться с собственным внутренним миром, что он станет еще больше «самоосознающим» и поэтому его уже имеющиеся проблемы усугубятся.

Он был единственным ребенком у своих тревожных родителей, которые слишком его опекали. Например, они никогда никуда не ходили вдвоем, потому что боялись оставлять его одного на ночь. Хотя в целом родители придерживались «либеральных» и «рациональных» взглядов на воспитание сына, он не может вспомнить ни одного случая из своего детства, когда они обсуждали бы с ним что-то. Они хвастали его достижениями в школе перед родственниками, делали вырезки из тетрадей, свидетельствующие о его успехах, гордились, что он был умнее своих кузенов, но чрезвычайно редко признавали его достоинства непосредственно перед ним. Поэтому еще ребенком он был не в состоянии развить понимание своей собственной независимой силы и ценности и в качестве замещения зацикливался на получении вознаграждения в виде школьных призов. Добавьте к этому, что его первые юношеские годы прошли в гитлеровской Германии, где он постоянно находился под гнетом пропаганды о том, что не имел никакой ценности как еврей. Получалось, что его отчуждение от себя и непрерывное самонаблюдение во взрослом возрасте было неким продолжением процесса вырезания удачных мест из тетрадей, измерением и взвешиванием себя, попыткой доказать, что нацисты были не правы в его отношении, и получить подлинную похвалу своей личности от родителей. Понятное дело, что данный случай сильно упрощен. Мы имеем тут целью только проиллюстрировать, что болезненное самоосознание этого человека и его неспособность быть непосредственным и искренним напрямую связаны с отсутствием осознания себя, а именно