— Отвечать! — крикнул немец и шагнул к ней. Женщина вздрогнула, как будто успела забыть об его присутствии, и тихо ответила:
— Не могу.
— Можешь. Мы знаем, мы все знаем.
Она недоуменно посмотрела на говорившего.
— Вы ничего не знаете. — И покачала головой: — Ничего.
Порывшись в сумке, немец поднёс что-то к её глазам:
— Твой муж.
Женщина ничего не ответила и отвернулась. Лежавшие в кустах поняли, что ей показали фотографию агронома.
Мальчик быстрым движением хотел вырвать карточку у немца, но тот ударил его по руке. Ребёнок вскрикнул от боли.
— Он-то скажет, — уверенно произнёс немец и толкнул перед собою ребёнка: — Иди вперёд.
— Нет, нет, — быстро проговорила женщина, и в голосе её в первый раз прозвучал испуг: — Не надо… Я скажу…
Прохор всем телом двинулся было к дороге, но на его рукав легла твёрдая рука агронома.
— Тогда говори. Ты останешься жива и этот твой… — немец кивнул на мальчикам
— Но… я не могу.
— Не надо оперы, — насмешливо произнёс немец. — Нам некогда.
— Я не могу при нем, — тихо, так что слова едва донеслись до кустов, произнесла женщина. Она кивнула на ребёнка: — Он скажет отцу.
— Он ничего никому не скажет, — уверенна произнёс немец, и рука его привычным быстрым движением откинула клапан кобуры и вынула пистолет. При этом движении мальчик бросился к матери с отчаянным криком:
— Мама!
Больше он ничего не успел сказать. Два выстрела, один за другим, свалили его. Третий уже был послан неподвижному телу ребёнка.
Прохор чувствовал, как дрожит лежащая на его запястье рука агронома.
Женщина стояла как изваяние. Её голова была откинута, неподвижный взгляд — устремлён в небо, залитое алым заревом заката.
— Теперь говори! — крикнул немец. Раскинув руки, словно для распятия, женщина судорожно выдавила:
— Вы зверьё… вы стали бы его мучить, чтобы заставить говорить… он умер легко, мой мальчик.
Её голова бессильно поникла, руки упали, как крылья подстреленной птицы.
Немцы поволокли её к деревне.
Когда вдали затих стук мотоциклеток, Прохор почувствовал, что у него совершенно затекла рука, сдавленная агрономом. Светло-голубые глаза партизана были устремлены туда, где на фоне алого горизонта темнели крутые крыши избушек…
На рассвете они улетели…
— Как ты мог это выдержать? — удивлённо спросил я Прохора.
— Если бы рядом со мною не было этого маленького человека в очках, я… сорвал бы задание, — сказал Прохор и закрыл глаза. — Иди-ка, дай мне поспать.
Я вышел из землянки, хотя и видел, что глаза его по-прежнему открыты и едва ли он собирается спать.
