Человек, увидевший мир - [55]

Крестьянский вопрос всегда глубоко интересовал Ерошенко. Родители его были зажиточными крестьянами, хотя и не имели своей пахотной земли, занимаясь в селе торговлей. Конечно, он не раз задумывался над тем, как будет жить его семья после революции. Акита Удзяку, еще в 20-е годы ставший марксистом, как-то спросил Ерошенко, как он отнесется к потере его родителями собственности.

– Что ж, – ответил после долгой паузы Ерошенко, – это будет наша семейная беда. Но я никогда не буду таить злости против советской власти, потому что только она способна повести Россию к новой, счастливой жизни.

…Крестьяне полюбили Ерошенко и в один голос уговаривали его переждать смутное время в деревне. У Тосиных родителей была пасека, где он мог бы пожить в тишине и покое, а священник из соседнего монастыря предлагал ему пристанище в келье. Пробыть здесь пару месяцев, рассуждал Ерошенко, пожалуй, и неплохо. А потом? Не привяжется ли он и к этой земле, и к людям, и к полюбившей его Тосе, он, прирожденный бродяга, скитающийся по земле, перекати-поле? И судьба словно оберегала его от оседлой жизни.

Уезжая из Владивостока, Василий дал Чижинскому адрес Тоси. И вот, о радость, рабочие, с которыми он познакомился на "Ходзан-мару", появились в Поваровке! Они многое пережили, все их вещи конфисковали в порту, потом их обманул какой-то проходимец, выдававший себя за представителя красных. Теперь они спешили в Советскую Россию.

"Рабочие очень обрадовались встрече со мной, – писал Ерошенко. – Они хотели, чтобы я непременно ехал с ними, и мои намерения провести это лето в деревне казались уже несбыточными".

Сесть в поезд, идущий на запад, рабочим не удалось. Посадить туда позволили только Ерошенко и стариков Катковых. Остальные наняли несколько подвод, положили на них пожитки, а сами отправились пешком. Вечером 23 июня 1921 года они встретились с Ерошенко в Имане. Но здесь произошло несчастье.

В Имане проходила временная граница Дальневосточной республики. Большим влиянием здесь помимо большевиков пользовались левые эсеры. И нужно же было, чтобы посты в Имане как раз занимал эсеровский отряд.

Ерошенко сказал, что добирался сюда из Токио, а рабочие – из Америки. Но комиссар-эсер не разрешил проезд. Разговаривать с Ерошенко он вообще не пожелал. Невидящими глазами смотрел слепой туда, где была его родина. Незаживающей раной остался этой день в его сердце.

Один из фильмов Чарли Чаплина заканчивается так: герой добежал до границы, за которой его ожидает свобода. Но вдруг с двух сторон начинается перестрелка. И смешной маленький человек (впрочем, здесь он уже не кажется смешным) бежит вдоль границы, одна нога в родной стране, другая – в чужой; и он не знает, куда деться…

В подобном положении оказался и Василий Ерошенко… Тогда он решил отправиться в Китай. Пересек границу и по шпалам (поезда по КВЖД тогда не шли) пошел в Харбин.

В один из июльских дней Ерошенко, оборванный, без вещей, с одной лишь гитарой, постучался в стоявший на окраине Харбина дом своего японского друга Наканэ Хироси.

Василий был подавлен и разбит, несколько дней отлеживался, приходил в себя, а потом вдруг поделился с Наканэ грандиозным планом – решил через Гонконг поехать в Европу, в Прагу, где в августе того же 1921 года слепые эсперантисты собирались на свой первый всемирный конгресс.

Друг не возражал Ерошенко, лишь только грустно смотрел на него…

А потом Ерошенко заболел, он стал плохо слышать. Неужели его постигнет и глухота, с болью в сердце думал он (к счастью, эти опасения не оправдались). В таком состоянии он написал свое, быть может, самое грустное стихотворение "Отчаявшееся сердце", которое как бы подводило итог его скитаниям.

Я шел по планете, я брел по Востоку,

Мечтая о нежных и любящих братьях.

Но часто встречал я чудовищ жестоких,

Готовых душить меня в цепких объятьях.

Улыбку привета встречали оскалом,

В ладони мои они зубы вонзали.

Их лица темны и суровы, как скалы,

Сердца их – как ночь в этом крае печали.

Устал я и скоро в могильную землю

Уйду я на этом нерусском кладбище.

И все-таки сердцем истерзанным внемлю

Я брату родному, что сам меня ищет.

Голоса товарищей еще не дошли до Ерошенко, и он страдал. Но как только друзья узнали, что Ерошенко в Харбине, в дом Наканэ стали приходить письма. Акита Удзяку рассказывал о подготовке к печати книг Ерошенко, Арисима Такэо посылал деньги на поездку в Европу, а Камитика Итико и Накамура Цунэ просили подождать в Харбине, пока они выхлопочут ему разрешение возвратиться в Японию.

Письма вернули Ерошенко силы. Он снова стал работать. Наканэ, желая приободрить своего гостя, договорился о его выступлении в украинском клубе. Ерошенко переработал и перевел на русский язык свою сказку "Страна Радуги", написанную в Японии, восстановил текст, уничтоженный цензурой (3).

Выступая в клубе, он читал свою сказку: "Хиноко была очень хорошая девочка. Она всегда слушалась мать и отца, никогда не обижала кошку Тама-тян (4) и была внимательна к своей кукле Куми-тян.

С раннего утра до поздней ночи отец и мать Хиноко работали, не пили сакэ и не курили, были бережливыми, зря не тратили ни копейки", но ее братья и сестры один за другим умирали от голода.