Человек убежденный: Личность, власть и массовые движения - [7]

. В современном обществе люди могут жить без надежды только в том случае, если их держат в оглушенном состоянии, если все время заставляют бегать, не переводя дыхания. Отчаяние безработного заключается не столько в перспективе полной бедности, сколько в том, что он вдруг увидел Ничто – полную пустоту. Именно поэтому безработные охотнее идут за продавцами надежды, чем за дающими им пособия по безработице.

Массовые движения обычно обвиняют в обмане их участников: в том, что они надеждами на будущее лишают их возможности наслаждаться настоящим. Но для неудовлетворенных настоящее и без того непоправимо исковеркано: удобства и удовольствия не могут восстановить для них настоящего. Только надежда может принести им чувство подлинного удовлетворения.

13

Когда наши личные интересы, наши планы на будущее перестают нам казаться стоящими того, чтобы жить ради них, мы начинаем остро нуждаться в чем-то таком, что лежит вне нас и ради чего стоило бы жить. Все формы приобщения к массовому движению – посвящение, преданность, верность, самоотверженность – по сути дела, отчаянное цепляние за то, что может придать цену и значение нашей опустошенной и обанкротившейся жизни. Именно поэтому соединение со «священным делом» всегда горячо и страстно. Уверенность в самом себе может быть ограничена, но вера в свою страну, в свою религию, расу или в свое «священное дело» должна быть всеохватывающей и бескомпромиссной. Неполное перевоплощение не может вытеснить из нас и изгладить нашего «я», которое мы хотим забыть. Уверенности в том, что мы обрели нечто такое, ради чего стоит жить, не может быть, если мы не готовы за это отдать свою жизнь. Наша первая жизнь была непоправимо исковеркана или как бы пропущена, и нам пришлось найти какую-то иную жизнь, – готовность же умереть за эту иную, выбранную жизнь только доказывает правильность нашего выбора.

Глава III Сменяемость массовых движений

14

Если народ созрел для массовых движений, то это обычно значит, что он готов к любому из них, а не только к какому-нибудь одному движению с определенной доктриной или программой. Положение в догитлеровской Германии было похоже на игру в орлянку: с кем пойдет беспокойная молодежь – с коммунистами или с нацистами? В перенаселенных местах «черты оседлости» царской России еврейское население, жившее в нервном напряжении, было одинаково готово и к революции, и к сионизму; в одной и той же семье один ее член присоединялся к революционерам, другой – к сионистам. Доктор Хаим Вайцман вспоминает слова своей матери, сказанные в те времена: «Что бы ни случилось, мне будет хорошо: Шмуль (сын-революционер) окажется прав – мы будем счастливы в России, Хаим (сионист) окажется прав – я поеду жить в Палестину»{11}.

Восприимчивость к массовому движению вообще не всегда исчезает в человеке даже после того, как он перестал быть потенциальным убежденным, а уже примкнул к какому-нибудь движению. А там, где разные массовые движения бурно соревнуются между собой, – там бывают и такие случаи, когда разные последователи одного движения переходят в другое. Превращение Савла в Павла – не редкость и не чудо. В наше время каждое массовое движение в поисках своих новых последователей видит в разных приверженцах враждебных массовых движений своих потенциальных последователей. Гитлер, например, смотрел на немецких коммунистов как на потенциальных национал-социалистов: «Из мелкобуржуазного социал-демократа или из профсоюзного главаря национал-социалист никогда не получится, но из коммуниста получится всегда»{12}. Капитан Рем хвастался, что самого ярого коммуниста он обратит в нациста в четыре недели{13}. С другой стороны, Карл Радек смотрел на нацистов-коричневорубашечников как на резерв будущих коммунистов{14}.

Из факта, что массовые движения привлекают людей одного и того же психологического типа и одинакового образа мышления, следует: а) все массовые движения соревнуются друг с другом, и если одно из них набирает больше последователей, то другим достается меньше; б) все массовые движения взаимозаменяемы, одно движение легко может превратиться в другое: религиозное движение может превратиться в националистическое или в социальную революцию; социальная революция – в воинствующий национализм или в религиозное движение; националистическое движение может превратиться в религиозное или в социальную революцию.

15

Массовое движение по своему характеру редко бывает цельным. Обычно одно движение проявляет некоторые элементы движений других видов; иногда одно движение заключает в себе два или три. Исход евреев из Египта был и бунтом рабов, и религиозным движением, и национальным. Воинствующий национализм японцев по своей сути революционен. Французская революция была новой религией того времени: она имела свои догматы, священные революционные принципы – Свобода и священное Равенство; она имела «свои религиозные обряды, которые, по сути дела, были переделкой католического богослужения, приуроченного к гражданским праздникам. Она имела своих святых, своих героев и мучеников за свободу»{15}. И в то же время Французская революция была и национальным движением. В 1792 году Законодательное собрание издало декрет о том, что алтари повсюду должны воздвигаться с обязательной надписью: «Гражданин рождается, живет и умирает за Отечество»