Человек, ставший Богом. Воскресение - [80]

– Это возможно, но маловероятно.

– А если бы он был таковым? – с неожиданным раздражением заговорил Анна. – Что тогда мы должны были бы делать? Прошу вас, подумайте о последствиях: мне придется идти к Иисусу и передавать ему верховную власть над Храмом и всеми религиозными учреждениями страны. Неужели вы думаете, что Ирод и Понтий Пилат будут бесстрастно наблюдать за этой неслыханной передачей власти? Неужели в Риме настолько глупы, что, получив донесения, не поймут, что все это приведет к объединению пяти провинций под властью иудеев и лишению этнархов, тетрархов проконсулов и прочих власти, делегированной им императором? Неужели вы думаете, что найдется хотя бы один подросток, не понимающий, что это означает конец правления Рима? И неужели никто из вас не понимает, что это будет равносильно объявлению войны и все, что осталось у нас от иудейского наследия, за несколько дней будет уничтожено римскими легионерами? Не считаете же вы, что я в припадке безумия передам свой престол Иисусу и тем самым объявлю о конце Израиля? Неужели это предлагаете вы, столь умудренные опытом люди? Отвечайте!

Анна стал пунцовым, но он больше не обмахивался веером. Мужчины в расцвете лет и убеленные сединой старики, образованные, влиятельные, скептически настроенные, союзники и враги Анны были охвачены страхом. Значит, Анна уже давно обдумывал ситуацию, возникшую в результате действий Иисуса, и ясно понимал, к чему это может привести. Даже те, кто ненавидел первосвященника, преклонялись перед его проницательным умом. Анна, несомненно, был достоин занимать пост первосвященника, главенствующего в Синедрионе и Храме, и определять судьбы своего народа.

– Ваше святейшество прав, – сказал Никодим, – совершенно прав, но…

– Что но?

– Я не могу не думать о том, что рано или поздно вспыхнет конфликт.

Иосиф Аримафейский удрученно посмотрел на Никодима.

Вифира поправил складки своего платья.

Ездра несколько раз провел рукой по голове.

– Ты встречался с этим человеком, Никодим. Да, я знаю, ты с ним встречался. Сейчас не время для упреков или порицании. Какое у тебя сложилось о нем мнение?

– Я не знаю, снизошла ли на него шехина и Мессия ли он, – задумчиво произнес Никодим. – Все, что я могу сказать, так это то, что он обладает некой властью. И я должен официально заявить, что, кто бы из вас что ни думал, он не хочет становиться главой Синедриона. Он не хочет занимать твой престол. Он даже этому противится. Он хочет изменить… все!

– Что значит – все? – спросил Анна.

– Как мне представляется, хотя, возможно, я его неправильно понял, он хочет изменить людей изнутри. Однако я не могу говорить от его имени. Будет лучше, если вы сами его расспросите о том, чего он хочет. Но вот в чем я уверен: его желание настолько сильное, что в тот день, когда он натолкнется на стену, оно придаст ему силу десяти тысяч таранов!

– Давайте предложим ему должность в Храме, – заговорил Иоасар, доктор, который до сих пор хранил молчание. – Например, пусть он отвечает за переустройство базара.

– Да, конечно! Давайте пустим лисицу в курятник! – насмешливо откликнулся Годолия.

– Он никогда не согласится занять должность в Храме, – сказал Никодим.

– Это неизбежно, – прошептал Анна, но все услышали его слова. – Нам следует как можно быстрее избавиться от него. Если мы этого не сделаем, нас ждут серьезные неприятности.

Иосиф Аримафейский вздрогнул.

– Подразумеваешь ли ты под этим, что его следует убить? – спросил он.

– Нет. Мы должны устроить над ним публичный суд и уничтожить его власть. Мы должны арестовать его и судить.

– Есть вероятность того, что, когда мы соберемся на судебное заседание, мы не сможем прийти к единому мнению, – спокойно сказал Левий бен Финехая.

– Здесь достаточно ответственных людей, которые понимают, что надо делать, чтобы спасти Израиль, – заявил Анна.

После этих слов первосвященник резко встал. Его сухой силуэт возвышался над членами Синедриона, сидевшими на помосте.

– Ты с нами, Иоханан? Да! Ты с нами, Анания? Да! Ты с нами, Иоасар? Да! А ты, Ездра? Да! И ты, Измаил, ты с нами! Аты, Симон? Нет, ты не с нами! А ты, Гамалиил? Да! Ты тоже, Саул! А ты, Левий бен Ханания? Да… – с жаром вопрошал Анна.

Когда Анна закончил задавать вопросы, стало ясно, что большинство собравшихся поддержали его. Только шесть членов Синедриона не хотели судить Иисуса. Первосвященник сел, поджав губы.

Иосиф Аримафейский покачал головой и прошептал, выходя:

– И все же, когда начнется это зловещее заседание, может оказаться, что мы судим Мессию.

Теперь Иосиф чувствовал себя еще хуже, чем когда шел на заседание Синедриона. Сирийский торговец покупал на базаре я ненка. Он расплачивался серебряными монетами. Одна из монет упала и покатилась по плитам к ногам Иосифа. Сияло солнце, и монета сверкала в его лучах. Продавец и сириец ждали, что Иосиф нагнется и подаст им монету. Но Иосиф ударил по монете мыском сандалии. Она покатилась к ногам торговца. Иосиф спустился по лестнице от Жертвенных ворот. Он был преисполнен гнева, стыда страха и горечи. Сзади раздался чей-то крик, но Иосиф даже не обернулся. Затем звук быстрых шагов стал приближаться, и Иосиф увидел перекошенное от негодования лицо Никодима.