Человек, ставший Богом. Воскресение - [133]

– Мы говорим на разных языках, – ответил Иисус. – Ягненок не может научиться выть.

Иисус закрыл глаза. А Ирод продолжал говорить до тех пор, пока его лицо не приобрело темно-багровый оттенок. Наконец воцарилось молчание.

– Да что он за человек? – воскликнул Ирод, словно размышляя вслух.

– Такой же, как Иоканаан, – ответил Манассия. – Впрочем, они родственники.

Ирод наклонился к Иисусу, по-прежнему сидевшему с закрытыми глазами, и стал пристально вглядываться в человека, который только что отказался от царства. Иисус открыл глаза и устремил взгляд в глаза Ирода. Уставшие карие глаза. Темно-карие глаза с налитой кровью склерой.

«Действительно ли он обладает железной волей? – спрашивал себя Ирод. – Или он просто сумасшедший?»

В глазах измученного пыткой человека не было ни вызова, ни героической решимости. Эти глаза говорили: «Ты не сможешь меня понять».

– Отведите его к Пилату, – сказал раздосадованный и одновременно растерянный Ирод.

Те же самые раввины, которые следовали за Иисусом к дворцу Ирода, последовали за ним к резиденции прокуратора.

Пилат бесцельно шагал из угла в угол залы второго этажа. Огорченная Прокула сидела молча.

– Арестованный возвращается, – сообщил стражник.

– Приведите его ко мне, – велел Пилат.

Прокула встала и бросилась Иисусу в ноги, а затем расплакалась.

– Встань, – сказал Иисус, – твои слезы смыли твои грехи.

Пилат в недоумении наблюдал за происходящим. Прокула велела принести теплой воды и куски полотна. Ее распоряжение было исполнено незамедлительно.

– Позволь мне омыть твои раны. У меня есть целебные бальзамы, – сказала Прокула.

Иисус кивнул в знак согласия. Раб помог ему снять платье. Пилат поморщился, увидев на спине Иисуса черные от запекшейся крови полосы. Прокула добавила в воду уксус, сок подорожника, гвоздичное масло, толченую кору ивы. Затем она намочила кусок полотна и стала осторожно размягчать подсохшие сгустки крови на спине Иисуса. Из ран вновь потекла кровь.

– У нас мало времени, – предупредил жену Пилат.

В конце концов, все это противоречило здравому смыслу! Он приказал, пусть и против собственного желания, наказать человека бичеванием, а Прокула лечит его раны, да еще в присутствии мужа!

– Это необходимо сделать, – твердо произнесла Прокула.

Прокуратор вновь зашагал из угла в угол.

– Надеюсь, что это наказание удовлетворит их, – прошептал Пилат. Повернувшись к жене, он приказал: – Довольно!

Немного помолчав, Пилат сказал Иисусу:

– Иди со мной!

Они вышли на улицу. И сразу же сотни бородачей устремили на них взоры.

– Вот он, – сказал Пилат. – Мне не в чем его упрекнуть. Посмотрите на него!

И снова протяжный вой, и снова сжатые кулаки. Вдруг первые ряды зашевелились. Каиафа, Анна и Годолия пробивали себе дорогу сквозь толпу.

– Прикажи его распять! – требовательно сказал Каиафа.

Толпа закричала. Пилат оскалился.

– Он уже был наказан бичеванием!

– Я сказал: распни его! – воскликнул Каиафа.

– Повторяю: нет ничего, в чем его можно было бы упрекнуть!

– У нас есть закон, и в соответствии с этим законом, который Цезарь обещал уважать, этот человек должен быть приговорен к смертной казни, поскольку он богохульствовал, утверждая, будто он Сын Бога! – прокричал Годолия.

– Уведите обвиняемого, – приказал Пилат стражникам.

Недолго думая, прокуратор пошел вслед за ними.

– Послушай, еще есть время все изменить. Кто ты? – обратился Пилат к Иисусу.

– Если я скажу, что я сын Иосифа и Марии, это ничего не даст. Я нашел своего Отца, но они не знают Его. Я воплощаю собой Отца, которого они подвергают бичеванию. Ты и Ирод, вы хотите впутать меня в их интриги, однако ваши планы обречены на поражение. Вы не сможете меня спасти. Жребий брошен. Все это должно закончиться. Единственный способ истребить зло – это принести меня в жертву.

– Тебе наверняка известно, что я наделен властью либо освободить тебя, либо распять, – сказал Пилат. – Я предпринял попытку тебя спасти, но сейчас ты должен мне помочь.

– Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше; посему более греха на том, кто предал Меня тебе.

Из глубины помещения вышла Прокула и срывающимся голосом спросила:

– Разве мы не можем порвать невидимые нити, связывающие тебя с твоими палачами?

Иисус повернулся к ней. Возвышенное создание, которое в отчаянии заламывало руки.

– Это было написано с самого начала, – ответил Иисус.

– Но так ли это? – возразила она.

– «Он истязаем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих, – читал Иисус на древнееврейском языке, – как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих. От уз и суда Он был взят…» Понимаешь ли ты древнееврейский язык, женщина?

Прокула отрицательно покачала головой.

– Когда станешь понимать этот язык, почитай Книгу пророка Исайи.

Прокула застонала.

– Я ненавижу иудеев! О, как я ненавижу эту покорность судьбе!

И Прокула стремительно вышла.

– Член Синедриона по имени Годолия просит разрешения побеседовать с вашим превосходительством, но на улице, – доложил секретарь Пилата.

Пилат вышел и спустился на лифостротон. Годолия подошел к нему.

– Это длится уже достаточно долго, ваше превосходительство, – сказал Годолия. – Ты должен понимать, что мы не изменим своего мнения. Кроме того, осужденный должен быть распят до захода солнца.