Человек, ставший Богом. Мессия - [84]

– Предлагаю перенести заседание, – сказал Ебенезер, но никто даже не услышал его слов во все нараставшем шуме.

– Так вот какой прием они оказывают Мессии! – пробормотал Иоканаан.

Члены Совета спрашивали друг у друга, следует ли продолжать переписывать Книги, надо ли готовиться к жатве, стоит ли собрать все сообщество, и не обращали никакого внимания на Иисуса, если не считать нескольких недоброжелательных взглядов, брошенных украдкой.

– Ты можешь идти, – сказал ему Учитель.

Но Иисус даже не шелохнулся. Учитель повторил приказ. Иисус опять пропустил его мимо ушей. Он рассматривал это сборище обезумевших стариков с нескрываемым презрением.

– Чего ты хочешь? – крикнул Учитель, не на шутку обеспокоенный такой невозмутимостью.

Члены Совета, охваченные страхом, стояли на помосте, сбившись в кучу и повернувшись лицом к тому, кто для них был Мессией, словно на несчастных направил свой кинжал разбойник.

– Я хочу вам сказать, что слово Господа – живое и оно не записано в ваших свитках, – произнес Иисус с вызовом. – Я хочу вам сказать, что вы не можете знать, наступит ли конец света, поскольку вам не дано проникнуть в замыслы Господа. Я хочу вам сказать, что вы предали свой народ. От Кумрана нет никакой пользы, – добавил он, и его голос дрожал от ярости.

– Наглец! – возопил Учитель.

– Если вы оказываете такой прием тому, кто может быть Мессией, то как вы будете встречать Его истинного Посланца?

Иисус повернулся и направился к двери.

Он дошел до утеса, горделиво возвышавшегося над всеми скалами правого берега. Казалось, темно-синее небо растворилось в Мертвом море, усеяв его черные воды осколками ляпис-лазури. Затем бесплодные воды выпили эти крошки, упавшие с неба, и на землю опустилась ночь. Иисус услышал шаги. Он знал, что это Иоканаан.

– Что за мертвый край! – прошептал он. – Как же надо ненавидеть жизнь, чтобы поселиться здесь!

– Тебе надо немедленно уходить, – сказал Иоканаан, положив рядом с Иисусом дорожный мешок и посох. – Здесь еда и питье.

Иисус кивнул.

– А я уйду отсюда завтра, – добавил Иоканаан.

Что станет с Иоканааном вдали от этой цитадели, которой он посвятил свою молодость?

– Духовенство! – пробормотал Иисус, пожимая плечами.

– Ты как светоч в ночи, – сказал Иоканаан. – Ты освещаешь и указываешь путь!

Иисус встал и положил руки на плечи своего родственника, который даже не вздрогнул, а просто в ответ положил свои руки на руки Иисуса.

– Мы еще встретимся, – сказал он. – Мы не можем не встретиться. Нет, не можем.

Иисус пошел по дороге. Один раз он обернулся и увидел Иоканаана, одиноко стоявшего на утесе. Взошла луна. Она была похожа на отверстие в темной стене, из которого лился мягкий свет.

Глава XXI Идея Тиверия

Прокуратор Амбивий подхватил в Палестине болезнь, которую его лекарь назвал «распространяющейся лихорадкой», поскольку она распространилась на все внутренние органы. После возвращения в Рим прокуратор принимал шарики из глины с добавлением рвотных снадобий, и это лекарство еще больше истощило его организм. Желая хоть немного утешить своего пациента, лекарь послал его на воды в Байи и посоветовал пить только разбавленное вино или воду с добавлением уксуса. На следующий день после приезда Амбивия на виллу претора-перегрина Клавдия Антиаса тайные агенты сообщили Тиверию о том, что прокуратор находится в непосредственной близости от Неаполя, и о причинах его появления здесь. Император немедленно призвал к себе колониального чиновника, который испытывал мучительные страдания до тех пор, пока корабль не высадил его в гавани Капри. Амбивий поднялся по высеченной в скале лестнице, которая вела прямо в императорскую резиденцию, и сразу же догадался, в каком настроении пребывает его повелитель. Настроен император был дружелюбно и благодушно. Однако никому не дано все знать наперед. Задыхаясь, Амбивий поцеловал край тоги Тиверия. Император положил руку на затылок прокуратора и предложил тому сесть рядом.

– Сегодня мы будем ужинать рано, – сказал Тиверий. – Я позвал тебя, чтобы ты сообщил мне о происходящих там событиях.

Амбивий принял подобострастный вид верного пса, широко раскрыв внезапно ставшие влажными глаза.

– Иудеи, – произнес Тиверий. – Каждый месяц мне поступают весьма прискорбные отчеты, впрочем, такие и ты мне посылал.

Под ложечкой у Амбивия заныло.

– Каждые два-три дня то тут то там убивают наших солдат. По-прежнему вспыхивают восстания. Скрывающиеся мятежники, которых называют зелотами, – это дело их рук, не правда ли? Одним словом, нам не удалось по-настоящему их усмирить. Я прав или нет?

Тиверий даже не дождался ответа, чтобы удостовериться в согласии с ним собеседника.

– Я хочу сказать, что в глубине души иудеи хотят, чтобы мы ушли оттуда. Я понял бы подобное желание, если бы речь шла о кельтах или германцах. Но иудеи? Слушай меня внимательно и следи за моей мыслью, Амбивий! В Риме и других италийских городах живут законопослушные граждане, не так ли? Если бы было иначе, что произошло бы, например, в Неаполе? Никаких благовоний, молоденьких куропаток, жемчуга и всяких там гемм. Если кому-нибудь требуются деньги, он всегда идет к иудею, а тот, недолго думая, тут же дает в долг, так?