Человек случайностей - [27]

Искренне преданный тебе Эндрю Хилтон, друг и наставник».

«Дорогой Остин!

Извини, что в тот вечер появился без предупреждения. Сердце мое было полно тобой, и я должен был увидеть тебя без промедления, не дожидаясь утра. Прости, прошу, что я так неожиданно появился и исчез. С тех пор заходил к тебе два раза, но никто не открыл, хотя, кажется, один раз мисс Рикардо была дома. Телефон у тебя, наверное, не работает. Могу ли предложить тебе пообедать со мной в каком-нибудь тихом месте, допустим, у меня в клубе? Я должен тебе рассказать кое-что о своих планах. Ищу жилище и хочу остаться здесь навсегда. Ни в коем случае не собираюсь искать старых знакомых и Вальморан не навещу. У меня в Лондоне есть несколько коллег из дипломатических кругов, на случай, если затоскую по общению, но это вряд ли случится. Но очень хотел бы повидаться с тобой. Убедился (потом, когда будет время, расскажу подробней), что нельзя жить спокойно нигде, пока старые тревоги висят над головой, будто тучи на горизонте. Боюсь предлагать тебе свою помощь. Но ты наверняка сможешь мне помочь. И если в связи с этим говорю о братских чувствах, то с моей стороны это не пустые слова.

Неизменно преданный тебе твой брат Мэтью».

«Дорогой Людвиг!

Жаль, что никак не можем встретиться. Надеюсь, ты прочел записку, которую я оставил в дверях. Вернусь в пятницу. Занимался поисками работы в Ист-Энде. Хочу найти работу, прямо связанную со служением людям. Не могу передать, насколько меня утомила философия; сейчас я знаю это лучше (гораздо лучше), чем во время нашего последнего разговора. Я тогда назвал все эти рассуждения никчемным мусором. Сейчас считаю даже больше – это грязь. Но поговорим об этом, когда встретимся. Не упоминал еще твоего обручения, и сейчас вот что скажу: хорошо, что ты женишься на Грейс Тисборн. Хорошо и для нее, потому что ей достанется в мужья человек незаурядный, и для тебя – потому что осуществится то, к чему ты стремишься. Желаю вам счастья и того, что важнее счастья. Ты знаешь, о чем я говорю. Теперь об отце: мисс Рикардо в качестве отцовой подружки меня не очень устраивает, но радует, что ты рядом с ним. То, что еще в Америке я думал о нем и о тебе, подтвердилось. Прошу, будь и дальше с ним рядом. Именно сейчас не могу ничем помочь, разве тем, что буду держаться подальше от него, а также от Дорины и дяди Мэтью. В кругу семьи люди частенько, сами того не ведая, умеют одним жестом причинять страшную боль, а сам по себе этот жест может быть совершенно невинным. Я не знаю, в какой степени наши странные отношения тебе понятны. В любом случае не теряй связи с Дориной, и с отцом тоже. Наверное, ей сейчас и в самом деле лучше всего в Вальморане, и пока ты будешь там бывать, отец будет за нее спокоен. Прости мне все эти семейные глупости. При следующей встрече поговорим о чем-нибудь другом.

Гарс».

«Моя маленькая пташка!

Все время о тебе думаю. Как ты живешь? Пришлю к тебе Людвига с букетом цветов.

Вытащи из букета один цветок и пришли мне, как в давние времена, помнишь? В том, что касается тебя, твой муж – все тот же старый сентиментальный дуралей. Тоскую по тебе днями и ночами. Помнишь, написал тебе, что оставил службу? Поэтому поживу немного дольше у Рикардо и таким образом смогу заработать больше на сдаче квартиры; одновременно буду искать новое место. Митци, конечно, неряха и грубиянка, но она добрая и сдает мне комнату по дешевке. Кажется, вздыхает по своему фотографу. Ты, наверное, уже слышала, что Мэтью вернулся. Явился ночью; вид жалкий, как у побитого пса. Мне кажется, я обошелся с ним даже слишком сурово. Но скажу честно, я старался как можно вежливей дать ему понять, чтобы не совался в мои дела. Надеюсь, ты в этом меня поддерживаешь? (Очень тебя прошу, Дорина. Это так важно.) И с тех пор мы с ним не виделись, но пришло письмо, в котором он между прочим намекает, что ему куда лучше в обществе знакомых дипломатов, чем в кружке «старых друзей» (это надо бы дать прочесть Мэвис). Боюсь, он уже неисправимый кривляка и в нашем скромном мирке больше не покажется.

Что касается нас с тобой, то, может быть, лучше, чтобы все шло без изменений. Я чувствую, что ты по-настоящему отдыхаешь в Вальморане и находишься там в безопасности. Если Тисборны будут звать к себе погостить, ни в коем случае не соглашайся, они такие бесцеремонные и к тому же интриганы первоклассные. Джордж осчастливил меня обещанием найти место. Послал я его ко всем чертям. Не волнуйся ни о чем, детка, отдыхай, пусть на душе у тебя будет легко и спокойно. Покой позволит тебе найти саму себя и облегчит заботы, сделавшие нас такими несчастными. А потом вернешься к своему старому, невыносимому, но любящему мужу… влюбленному в своего драгоценного птенчика. Напиши мне, как проводишь время, чем занимаешься. Хочу как можно больше знать о тебе, чтобы видеть тебя глазами души.

Навечно, навсегда твой Остин».

«Привет, братец!

Жаль, что ты не был на бабушкиных похоронах, вот это было зрелище! Кладбище – место трагическое, несомненно, так что я неожиданно для себя даже всплакнула. Несчастная старушка: что она видела в жизни? Тетка Шарлотта плакала, и мама утирала слезы (свои собственные, а не теткины) черным траурным платочком. И папа украдкой всхлипывал, что меня, поверь, просто потрясло. Он очень чувствительный. Известно, что с бабушкой никогда не ладил, а на похоронах вдруг проняло. В машине рассуждал о смерти, краткости жизни и тому подобном. Это когда ехали на кладбище. А по пути обратно, наоборот, стал ужасно веселым, да и все остальные тоже. Тетка сразу будто лет на двадцать помолодела. Мама рассуждала о сервизе фирмы Споуда и о георгианских столовых приборах из серебра. Все поехали к нам домой, где намечалось нечто вроде поминального вечера. Сам сэр Чарльз прибыл (все никак не могу привыкнуть к его новому званию). И еще множество в меру элегантных гостей, мне незнакомых, несколько из Ольстера, сотрудников фирмы. Представь себе – какое-то время все стояли с серьезными лицами, и вдруг раздался прямо взрыв хохота из кухни: там папа с Чарльзом откупорили бутылку шампанского. И тут мы все как по команде помчались в кухню – расхватали бокалы, одни уселись на кухонном столе, другие в холле и на ступеньках с бокалами в руках, пробки летели в потолок, вообще неплохие получились поминки. Естественно, Людвиг тоже был, и, разумеется, ему происходящее не нравилось, но все же выпил немного, чтобы мне сделать приятное, и спустя какое-то время тоже повеселел. Да, конечно, он ко мне слишком хорошо относится, спасибо небесам за это. И будет хорошим мужем – ужасное слово, – вот видишь, я уже настолько древняя, что могу свободно употреблять такие выражения. Он умный, все понимающий и милый, и если, с одной стороны, серьезный, то с другой – очень смешной. Я рада, птенец, что ты ревнуешь. Но не бойся, нашей с тобой дружбе ничто не угрожает, потому что брат останется братом всегда. Как мне поступить? Людвиг хочет, чтобы я написала его родителям, а я не знаю, что писать. У меня предчувствие, что они серьезней (набожней) наших дорогих родителей, на которых ты так несправедливо зачем-то все время наезжаешь. Наши, насколько я помню, никогда нам не запрещали делать то, что нам нравится, а это неплохо, если учитывать, что они уже люди немолодые. Ты спрашиваешь, чем занимаемся с Людвигом, когда остаемся одни. Много будешь знать, скоро состаришься. Передавай привет Ральфу Одмору, которого я всегда (извини, милый братец) считала неряхой и грубияном. Но конечно, ошибалась – он лучше всех. Предполагаю, он даже умнее Себастьяна. Но утешает меня только одно: твое увлечение лицом того же пола – это переходный этап, и у тебя не будет, как у Оливера; по-моему, парням лучше с девушками и наоборот. Ответ напиши сразу же. Целую тебя, малыш.