Человек-шок - [3]

Джон вздрогнул и даже отпрянул от стены. Эти слова показались ему зловещим прорицанием рока.

-- Как долго ты здесь в заключении?

-- Сколько себя помню.

-- Не понял?

-- С рождения самого здесь я живу.

И домом родным эти стены зову.

"Псих какой-то", - подумал Скотт и вернулся в постель.

Сосед его до глубокой ночи что-то напевал, разговаривал сам с собой и даже смеялся. Джон столько дней пытался заговорить с ним и сейчас пожалел об этом. Он надеялся найти в лице соседа приятного собеседника, но, обнаружив его безумие, стал опасаться его. Такое знакомство могло стоить ему душевного равновесия, которое в последнее время и так было хрупким.

Скотт неимоверно обрадовался, когда на следующий день за примерное поведение его определили работать на кухню. Там он нашел своего друга Дарела Паркера. Общение с товарищем вернуло ему прежнее расположение духа. Хотя Джона определили на хорошую, ответственную работу, его все равно оставили в той же самой камере в блоке "D". Он просил перевести его из этого блока или хотя бы разместить в другой камере, которая будет вдалеке от ночного певуна. На его просьбы начальник охраны только рассмеялся.

-- Что сделал тебе этот несчастный? Он же ни ругается, ни дерется, а только поет.

-- Если бы он пел днем, я бы и не заикнулся, но всю ночь что-то воет как псина. Прошу, переведите меня куда угодно, только подальше от этого чокнутого.

-- Чокнутого? Этот друг ветра умнее всех вас. Он просто несчастен.

-- А кто из нас тут счастлив? Условия жизни у всех одинаковы, все мы несем свой крест, но никто не распевает по ночам и не мешает другим спать.

-- Скотт, сколько тебе дали?

-- Тридцать.

-- Ты здесь еще только месяц, а уже лезешь на стенку от скуки. А тому узнику дали пожизненное заключение, и он уже шестой год сидит в этой камере. Ему и работать запрещено, и общаться с кем-то. Так что отнесись к нему снисходительно.

-- Да что ты его жалеешь, Томми? Он же урод, на него страшно смотреть!

-- Если он изувеченный, это еще не значит, что он урод. Ты в душе своей, Гильберт, больше урод, чем он.

-- Не сравнивай меня с этим тронутым. Знаешь, что он сегодня делал, когда ему приносили обед? Он разговаривал с книжкой.

-- Ему одиноко. Если и ты жил бы в таких условиях, да еще и в полном одиночестве, то подружился бы даже с собственной тенью.

-- Надо лишить его права читать, слишком умные нам тут не нужны.

-- Не смей делать этого, Гильберт! Ты же не хочешь схлопотать себе неприятности. Блякуэлл будет недоволен твоими выходками.

-- Не понимаю, почему начальник так печется об этом зеке?

-- Только в память о Миллере.

-- Какой еще Миллер? - спросил Скотт.

-- Иди, займись работой, придурок, и не лезь не в свое дело, - грубо толкнул того Гильберт. И когда Джон отошел, он попросил товарища рассказать все поподробнее.

-- Я говорю об Уильяме Миллере. Если бы не он и не Гарольд Стайтес, "Сражение за Алькатрас" закончилось бы плачевно, - понизив голос, сказал Томми. - Тебя тогда еще не было на службе, а я поступил только после этих майских происшествий сорок шестого года. События были еще свежи, и я смог узнать все подробности того бунта в тюрьме. Шестеро заключенных захватили в заложники двух офицеров и, отобрав у них ключи оружейного отсека, хотели сбежать из тюрьмы. Они планировали выйти из комнаты отдыха для охраны, но у Стайтеса и Миллера не было ключей того отделения. Вскоре о действиях этой шестерки стало известно другим охранникам. Зекам бы следовало сдаться, но они решили сражаться до последнего. На выручку охране пришлось вызвать морских пехотинцев. Трое из бунтарей впоследствии погибли, а другие трое сдались, но только убив заложников. Кларенс Кэйрнс, поджигаемый своими дружками, выстрелил несколько раз в Миллера, и тот скончался позже от полученных ран. А Стайтеса пристрелили чуть ранее при попытке восстановить порядок. За два дня было ранено около восемнадцати офицеров!

-- Значит, этот Миллер был героем.

-- Вряд ли. Тут ходили слухи, что бунт этот возник из-за его плохого обращения с заключенными. Он слишком часто занимался рукоприкладством и оскорблял их. Говорят, Кэйрнс угрожал пристрелить Миллера, если он не подпишет какое-то признание.

-- Выходит, он не подписал? Что же стало с преступниками?

-- Шакли и Томсона казнили в газовой камере в Сан-Квентине, а девятнадцатилетнего Кэйрнса приговорили к 99 годам тюремного заключения, но через несколько лет он получил условное освобождение.

-- Но какое отношение этот психопат имеет к Миллеру?

-- Он племянник Миллера, сын его сестры. Осиротел, когда ему было три года, и Миллер взял его на воспитание. Он прожил на этом острове двенадцать лет и хорошо был известен здешним охранникам и заключенным. Славный, говорят, был паренек, приветливый и дружелюбный. После смерти дяди он уехал в Сан-Франциско. С тех пор его никто не видел. Говорят, в том, что случилось с этим несчастным, есть и доля вины Миллера. Он обращался с ним по-скотски, хуже, чем с заключенными, избивал его до потери сознания и поносил на чем свет стоит его покойных родителей.

-- Теперь понятно, отчего он такой нервный. Это Миллер так изуродовал его лицо?