Человек семьи - [5]

– Благодарю.

– Как поживает моя племянница Констанца? – спросил Марсери, когда Пат поднялся, чтобы уйти.

Пат удивился, что Артур интересуется этим медленно развивающимся романом.

– Я думаю, что она, как всегда, великолепна. У меня свидание с ней на следующей неделе.

– Хорошо, малыш. Держи нос выше. Тебя ждет прекрасное будущее.

Пату сообщили, что ему придется дать обычные свидетельские показания на слушаниях большого жюри на Центр-стрит, 100 на следующей неделе. Жюри выслушает показания свидетелей и решит, имеется ли причина для обвинений в покушении на жизнь или в убийстве, либо отменит обвинения.

– Не беспокойся, – заверил его Марсери, – это простая формальность.

* * *

Помощником районного прокурора, представлявшим дело перед большим жюри, оказался тот самый подвижный молодой человек, задававший ему вопросы в участке. Его звали Джо Домалевски. На длинном столе перед двадцатью усталыми людьми были выложены пружинный нож, пистолет Пата, пули из тела взломщика, отчет о вскрытии, сравнительный анализ пуль, баллистические снимки, доклад следователя и прочие свидетельства. Пули с прилипшей к ним гниющей плотью издавали сильный отвратительный запах. На столе помощника прокурора были выложены в ряд вещи из карманов покойного с привязанными к ним бирками. Один из присяжных охватил цепким взглядом эти вещи и попросил разрешения задать вопрос Пату.

– Меня заинтересовало, офицер Конте, почему покойный напал на вас с пружинным ножом, а не с этим оружием, выставленным на столе?

Присяжный, задававший вопрос, – высокий, худощавый человек с седой шевелюрой, похожей на щетку, в очках в металлической оправе – очень походил на смотрителя дома в отставке. Он производил впечатление человека, который мог бы отключить газ и электричество квартиросъемщику через десять дней после первого предупреждения. Только после вопроса этого присяжного Пат заметил среди вещей покойного старый, но выглядевший работоспособным мощный нож с черной костяной ручкой, очевидно, гораздо более ценный, чем купленный Патом.

Пат осмотрел нож, выданный ему помощником прокурора для изучения.

– У меня нет возможности ответить на этот вопрос, сэр, – ответил он. – Ведь я не был знаком с покойным. Может быть, ему хотелось испытать качества нового оружия. Или это был подарок. Просто не знаю.

– Это все, – сказал член жюри.

Домалевски предложил вынести приговор об убийстве в целях самозащиты, и жюри не выдвинуло никаких причин, по которым могло бы не согласиться с этой версией.

Когда к вечеру Пат возвратился в участок, коллеги-полицейские, уже знавшие о происшествии, выразили восхищение его поступком.

– Если бы вы, итальяшки, так же хорошо стреляли во время войны, Муссолини красовался бы сейчас на всех почтовых открытках, – сказал Мориарти.

– Послушай ты, долбаный ирландец, – ответил Пат, – вы-то вообще не участвовали в войне.

– Ладно, малыш. Я пошутил.

На следующее утро перед его уходом на работу раздался телефонный звонок. Звонила Констанца.

– Отец хотел бы знать, не сможешь ли ты прийти к нам на обед в свой выходной. Вторник, не так ли?

– Да, конечно смогу. Во сколько?

– Не знаю, – сказала Конни. – Отец хочет сам лично поговорить с тобой.

– Узнать о моих намерениях?

Конни хихикнула:

– Мы знаем, каковы они.

– Он кажется рассерженным или нет?

– Нет, он просто сказал, что хочет поговорить с тобой. Думаю, кое-кто из знакомых будет также присутствовать.

Пат задумался: что означает этот звонок от Сэма Мэсси – урожденного Марсери? Интуиция ему подсказывала, что звонок каким-то образом связан с убийством на Салливан-стрит.

Глава 3

Отец Паскуале (Пата) Конте – Доменик Конте – был пионером, но не совсем в обычном смысле этого слова. Он был одним из первых итальянцев, осмелившихся прервать затянувшееся засилье ирландцев на службе в полиции Нью-Йорка.

В начале столетия ирландцы по сравнению с другими эмигрантами имели большие привилегии для полицейской карьеры, так как были единственными англоязычными переселенцами. Но во время Депрессии многие дети эмигрантов первого поколения, родившиеся в Америке, – итальянского, польского, еврейского и немецкого происхождения начали привлекаться для работы в полицейском департаменте. Работа в полиции была солидной, постоянной, ей покровительствовали городские власти. Кроме того, полицейским полагалась значительная пенсия в конце долгосрочной службы и привилегии, по слухам, фантастические.

В годы Сухого закона только полоумные недотепы не сумели сколотить себе приличные состояния. Доменика Конте никоим образом нельзя было отнести к разряду недотеп. Пользуясь семейными связями в Кастелламаре дель Гольфо на Сицилии, Доменик Конте в течение первых пяти лет службы в полиции умудрился отложить на черный день пятнадцать тысяч долларов наличными, что вдвое превысило его заработок за эти годы.

Но эта розовая картина идиллического благополучия вскоре потускнела из-за начала войны – не Второй мировой, а войны между лидерами различных банд на Сицилии, позже получившей название Кастелламарской. Более пятисот человек погибло в этой борьбе до того, как юного Пата Конте отлучили от материнской груди. Все это благополучно завершилось, когда Чарльз Лучиано – Счастливчик Лучиано – после продолжительного обеда в ресторане морских деликатесов Скарпато на Кони-Айленде заключил с Сальваторе Маранзано – одним из главарей двух враждующих банд – соглашение стереть с лица земли босса Джо Массерию.