Человек с синдромом дна - [20]
Живут здесь так от сладостной той лени, что выглядит как мазохизм, но на деле истовая лень и ничто более. И от того самого нелюбопытства, что выглядит как любопытство (вся местная образованность отсюда), да какая-то это недоделанная образованность, псевдоглубокая, да недальнозоркая.
Ибо вместо того как бежать отсюда и спастись, думают — как оно все устроено, что так дурно вышло. А пока думают, так глядь — и время вышло. Так, буквально заживо и горят.
Мое самоутверждение (и самосоответствие) сводится помимо прочего и к отрицанию Другого как субъекта взаимодействия, к отрицанию взаимодействия, в принципе. Абсолютная субъектность тотально автономна.
Повзрослеть — это всего-то — разучиться страдать.
Социальность и антибог
Паталогическую социальность, что присуща мне — я вижу уже как своеобразную практику проникновения в самую нутрь реальности. Именно реальности, а не ее экзистенциальных и псевдометафизических наслоений. Убивающий антибог бюрократически трезв. Он пронзительная обыденность. Здесь-и-сейчас, пожирающее «вечность». Конечно, я и всякий мне подобный — антибог. Цивилизация — так же — антибог.
Мудрость — это старость ума. У стариков на страдание просто не остается сил. И они выдают свою дряхлую инерцию за некий сакральный опыт. Конечно же — их опыт ложь. Ровно в той степени, сколько они готовы лгать ради самосохранения. Молодость всегда приносится на алтарь самосохранения старости. Поэтому никто или почти никто не заинтересован нас образовывать — то есть передавать подлинные знания. В 99 процентах случаях мы имеем дело с профанациями. Разными ее степенями.
Репрессивное сознание — нафталиновый фатализм.
«Бог» — тиран, «бог» — авторитарист, а именно (и только) такой «бог» — единственно возможный — некая поистине злая сила, обрекшая бытие на бесконечное инерциальное самовоспроизводство. Безусловно, не «вы убили его». Он намеренно растворился, как злодейский умысел, что не намерен оставлять следов, не желая быть привлеченным к ответственности, но при том желая обеспечить юридическую и иную самостоятельность, самообеспеченность, самоподдержание, самоответственность и псевдонеобходимость творимого зла (мира как такового). Конечно же, это не некий рациональной разум, скорее нечто вроде насекомого, слизи, жуткой микробной силы. Микробной, но стратегически превосходящей свое творение.
Ежели даже несуществующий (и) (или) мертвый бог так долго-многофункционален и репрессивен, то есть, являет собой некий сюрреалистический почти, неуловимый силовой ресурс, то каким же ресурсом может являться небытие (ничто), возникшее окончательно, и осуществившееся как тотальная идея и тотальная же анти (материальность)?
Культурный и религиозный запрет на деструкцию, запрет на уничтожение — проистекает из этого самого понимания.
Быть, чтоб быть — вместо быть, чтоб иметь. Фроммовская идейка. Нынешний человек платит как раз за то, чтоб быть. Это — человек нерациональный. Относительно рациональный помышляет о гешефте. Нео-Гамлет знает, что быть и не быть одинаково невозможно. Идеальный «человек» извлекает гешефт из небытия. И не требует доступной возможности.
Мы не все умрем, ибо умереть, значит согласиться. Принять правила игры. Равно как — и не все живем.
Человеческой жизни никогда не хватит на воплощение нечеловеческого сверхзамысла. Понимание термина «вечность» проистекает для меня именно отсюда. Я вижу вечность и ад — буквально как надругательство над Я, над самостью, над идеей. Кошмары, которыми пугают «грешников» — это всего лишь физическое воплощение понимания природы вещей, того самого пределья ужаса, что сопровождало меня с рождения. Что же касается метафизики посмертия — для меня ее не существует. Я вижу смерть как материалист — как физический процесс, не более. Это осознание смерти как мгновенного исчезновения сопровождает меня практически ежесекундно.
Резервом жизни большинства выступает не воля, но инерция. Про волю придумано больше. Жизнь влачит и обеспечивает самое себя посредством заключенного в нее человека. Человек здесь выступает как пленник витальности.
Те идеи, которые принято считать чудовищными, деструктивными и несовместимые с жизнью, отказ от коих мне пророчили не раз, особенно уповая на то, что опыт жизненного страдания (коего в избытке) — «наставит меня на путь истинный» — они прошли проверку временем и (в отличии от приспособленческих распространенных мнений) оказались единственно верными. Верными — значит — соответствующими мне.
К слову, сама попытка навязывать субъекту некую связь между мировоззрением и страданием (или же наоборот — благом) — некая цыганская подмена, метафизическое жульничество.
Мировоззрения — как частные (не общественные) истины — вещи метафизическо-интимные. Раз. Нет и не доказано никакой связи между взглядами и удачами (неудачами). Из пессимистических или, к примеру, мизантропических взглядов не следует страдание их носителя. Равно как из противоположных его благополучие. Два. Вещь очевидная. Но редко проговариваемая.
Кстати, любопытный христианский термин «спастись». А вы хотите спастись для чего-то или просто так? И от чего уверенность, что вас кто-то преследует? И, с другой стороны, ежели не преследует, то от чего спасаться? И, наконец, не ясно ли, что спастись, например, от смерти нельзя? Да и для чего вам от нее спасаться?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.
Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.