Человек праведный - [11]

Эдме(опустив глаза). Удобная позиция.

Мишель. Я думаю, мы умираем полностью, целиком, но живем — по частям.

Эдме (с горечью). Очевидно, это так для мужчин; ну а я — я не менялась.

Мишель. Вы полагаете?

Эдме. Абсолютно не менялась.

Мишель. Так значит…

Эдме.О, из этого ничего не следует. Мне кажется, что я никогда никого не любила.

Мишель.Я сам давно пришел к этому выводу. Вы никогда никого не любили, и, возможно, именно поэтому…

Эдме. Поэтому сообщение о моей смерти даже не заставило вас вздрогнуть.

Мишель. За последнее время… ну, словом, с тех пор, как я всецело сосредоточился на том, что меня ожидает… в памяти моей промелькнуло множество лиц. Там было ваше.

Эдме. Среди многих других.

Мишель.Я не считал… Лицо холодное, напряженное; в нем не прочесть жалости. Но и смелости — тоже. Взгляд безразличный, глаза тусклые. О, я думаю, они сияли временами, эти глаза, — но я этого не помню…

Эдме. Ну а поскольку истинны лишь воспоминания…

Мишель. Именно. (Молчание.)

Эдме. Так я должна была чувствовать к вам жалость? Право, занятно!

Мишель. Но — поскольку это случилось не с нами — вам не кажется, что бесполезно вызывать все это в памяти? Если бы вы знали, до чего прошлое лишено для меня прикрас! Я вижу эту… ну, скажем, идиллию — в сумеречном свете.

Эдме. Но не таков был свет в Сен-Лу.

Мишель. Возможно.

Эдме. Двадцать лет прошло, а вы все еще испытываете ко мне… такую враждебность! Почему вы смеетесь?

Мишель (помолчав). Потому что это слово здесь малоуместно. Вы не хотите мне поверить, когда я говорю, что теперь… Но тогда я действительно переживал и ненавидел — смертельно!

Эдме. Так вы меня любили?

Мишель. Клочок моего существа любил вас, но поскольку он мертв…

Эдме. Это только слова.

Мишель. Если бы вы знали, какую малость представляет собой то, что еще живо во мне… Этого так мало, что нечем даже оплакать все остальное.

Эдме(дрожащим голосом). Я не понимаю, в чем вы меня уличаете. Бог мой! Двадцать лет спустя вы меня еще мучаете…

Мишель. Я? Мучаю вас? Как вы были правы только что, говоря, что остались той же… Я вспоминаю вашу манеру упрекать меня за слова, которые вы же у меня вырывали. Впрочем, другие женщины делали то же самое.

Эдме. Даже в ту пору были другие женщины!

Мишель. Вам хотелось так думать — не стану рассеивать ваше заблуждение.

Эдме. Не понимаю.

Мишель. Та сцена ревности, которую вы мне устроили как-то вечером на маленьком вокзале, где мы дрожали от холода, на обратном пути из Баланса… (Качает головой, с улыбкой.)

Эдме. Вы хотите сказать, что тогда я была неискренна?

Мишель. Все женщины искренни; все они лукавят.

Эдме. Чувствуется богатый опыт.

Мишель. Должен с сожалением сообщить вам, что после нашего разрыва я не оставался вам верен.

Эдме. Впрочем, вы и не скрывали от меня своих намерений. Ваше письмо…

Мишель. Мой ответ. Из вашего мне следовало заключить, что вы возвращаете мне свободу.

Эдме. Вы сумели воспользоваться ею более чем…

Мишель. Да.

Эдме. Узнаю вас.

Мишель. Свобода, которую вы мне вернули, — я ею воспользовался столь широко, что… собственно, от нее и умираю; все очень просто. И вы подтвердите, что в моем голосе нет дрожи.

Эдме. Мое письмо могло вас убить, однако в нем не было ни слова, которое могло бы вас оскорбить.

Мишель. То, как вы открыли нашу связь мужу, и затем — эта трусливая потребность в искусственном примирении…

Эдме. Почему — трусливая? Я шла на риск.

Мишель. Никакого риска не было, и вы это знали, черт возьми. Я-то помню, что вы говорили о вашем муже! Нет, вы взвесили все — и рассудили, что моральный комфорт, безопасность, душевный покой и все такое прочее…

Эдме. Я ничего не взвешивала. Та жизнь, построенная на обмане, внезапно стала внушать мне ужас.

Мишель. Вот так, внезапно?..

Эдме. К тому же, если бы вы захотели…

Мишель. А именно?

Эдме. Если б вы предложили мне уехать с вами, я бы согласилась.

Мишель. Но я вам это предложил, и вы отказались.

Эдме.Я чувствовала, что вы колеблетесь; если бы вы настояли…

Мишель. Не кажется ли вам эта дискуссия о любви нашей юности жалкой и даже комичной? Что до меня, я через три месяца окажусь на Пер-Лашез, а вы… да Бог мой, у вас уже могли бы быть внуки. Так о чем же…

Эдме. Когда вы только что сказали…

Мишель. Что?

Эдме. Не хочу повторять… фразу о вашей свободе. Это звучало так, словно вы считаете меня виновной в вашем нынешнем состоянии…

Мишель. Что за бред!

Эдме. Да, вы сказали это тоном, который мне хорошо знаком… Так это было не всерьез? Скажите мне, вы это говорили не всерьез? Вы словно влили мне в жилы яд… это жутко… Но прежде всего, если бы я вам действительно была дорога, вы бы не ограничились одним-единственным предложением, сделанным в порыве экзальтации; вы бы вернулись к нему…

Мишель (пристально глядя на нее). Подумайте: не потому ли, что вы знали, что я повторю свое предложение, и боялись этого…

Эдме. Что вы хотите сказать?

Мишель. Не потому ли вы открылись ему во всем? Вы словно спешили воздвигнуть между нами непреодолимое препятствие.

Эдме. Не понимаю.

Мишель. Его мягкость, великодушие, которые вы учли наперед…

Эдме. Как я могла их предвидеть?

Мишель. …которые вы учли наперед, делали ваш отъезд невозможным. Вы только что говорили о риске: но что до подлинного риска, ваше малодушие не позволило вам отважиться на него. Вы выбрали самый легкий путь — путь признания. Вы даже не возражаете: это слишком очевидно. Повторяю, я больше не сержусь на вас. Я так давно уже… Да что там говорить, любовь… (