Человек планеты, любящий мир. Преподобный Мун Сон Мён - [45]

У нас был старый токарный станок, брошенный японцами в 1945 году, который мы купили в 1962 году за 720 000 вон до того, как корейское правительство реденоминировало валюту. После реденоминации станок стал стоить 72 000 вон. В те времена курс корейской валюты к доллару искусственно поддерживался, и один доллар стоил 125 вон. Таким образом, наши первоначальные активы составили всего 576 долларов. Мы поместили этот станок в каморку для хранения угля в домике, представлявшем собой «вражескую собственность», в котором располагалась наша Церковь, и назвали все это «Тхониль Индастриз».

«Должно быть, этот станок кажется вам бесполезным, — сказал я людям. — Наверное, вы сидите и гадаете, что за бизнес можно организовать с помощью такого вот старого и изношенного механизма. Однако станок, который вы видите здесь, очень скоро превратится в семь и даже семьдесят тысяч станков, и наша компания будет развиваться наряду с оборонными и машиностроительными предприятиями Кореи. Станок, который мы сегодня запустим, станет краеугольным камнем автомобильной промышленности нашей страны. Просто поверьте в это! Не сомневайтесь — все так и будет!»

Вот какую речь я произнес перед собравшимися напротив каморки для угля. Начало было очень скромным, но наша цель была велика и благородна. Люди откликнулись на мой призыв и с усердием взялись за работу. В результате в 1963 году мы смогли выйти на новый уровень и заняться более серьезным бизнесом. Для этого мы построили рыболовецкое судно, которое было спущено на воду у пирса в Мансокдонге близ Инчхона, и названо «Чхонсынхо» — «Победа Небес». Когда шхуна уходила в свое первое плавание, на берегу ее провожало около двухсот человек.

Вода — это источник жизни. Все мы появились на свет из материнской утробы, наполненной жидкостью — иными словами, мы родились из воды. Спуская на воду судно, я верил, что подобно тому, как мы обрели жизнь в воде, мы должны выйти в открытое море и побороться со стихией и с множеством трудностей, чтобы научиться справляться с тем, что поджидает нас на суше.

«Чхонсынхо» была исключительной шхуной. Она избороздила вдоль и поперек Желтое море и наловила много рыбы. И все же кое-кто решил, что нам хватает дел и на суше и незачем выходить в море на рыбалку. Однако я чувствовал, что мир вот-вот войдет в океаническую эпоху, и строительство шхуны «Чхонсынхо» было хоть и маленьким, но важным первым шагом на этом пути. Я уже рисовал в воображении морские дали, где плавают корабли куда больше и быстрее, чем «Чхонсынхо».

Сила танца, захватившая весь мир

Наша Церковь была небогата. По правде говоря, это была очень бедная Церковь, основанная людьми, которым не хватало денег даже на еду. У нас не было красивых зданий и офисов, как у других церквей, но мы ели ячмень вместо риса и мало-помалу экономили деньги, отдавая их тем, кто был еще беднее нас. Наши миссионеры ночевали в нетопленых комнатах, расстилая одеяло прямо на голом цементном полу. Когда подходило время трапезы, они предпочитали «заморить червячка» парой-тройкой вареных картошек. Мы делали все возможное, чтобы не тратиться на себя.

В 1963 году на деньги, сэкономленные таким образом, мы основали детскую танцевальную труппу «Маленькие ангелы» и набрали в нее 17 детей. В те времена в Корее была очень слабо развита художественная самодеятельность. Нам и самим нечем было полюбоваться, не говоря уже о том, чтобы показать что-то гостям из других стран. Люди были поглощены заботами о выживании и не вспоминали о каких-то там корейских танцах или о том, что нашему культурному наследию целых пять тысяч лет.

Я хотел, чтобы эти семнадцать ребятишек разучили корейские танцы и ездили с ними по разным странам. За рубежом люди знали о Корее лишь то, что это бедная страна, совсем недавно пережившая ужасы войны. А я хотел, чтобы они увидели прекрасные корейские танцы и поняли, что корейский народ богат своей культурой. Как ни старайся убеждать людей в том, что Корея — это культурная страна с пятитысячелетней историей, если нам нечего показать, нам никто не поверит.

Наши танцы, в которых танцовщицы, облаченные в красивые костюмы ханбок[17] длиной до пят, плавно кружатся по сцене, — это чудесное наследие нашей культуры, и оно было в новинку европейцам, привыкшим глазеть, как танцоры скачут по сцене с голыми ногами. Наши же танцы — это отражение печальной и горестной истории корейского народа. Движения в корейском танце, где танцовщицы, слегка наклонив голову, двигаются плавно и осторожно, словно не желая привлекать к себе лишнего внимания, зародились среди корейского народа, пережившего за пять тысяч лет истории множество лишений и невзгод.

Когда танцовщица слегка приподнимает ступню, затянутую в белый песон — традиционные корейские гетры, — и делает шажок вперед, она слегка поворачивает голову и приподнимает руку. Когда я гляжу на этот танец, изысканная утонченность ее движений уносит прочь все мои горести и печали. Тут никто не пытается привлечь внимание громогласной болтовней — напротив, зрители замирают от каждого движения, исполненного изящества и трепетной утонченности. В этом — сила искусства. Она позволяет общаться и понимать друг друга даже тем, кто говорит на разных языках, и делиться всем, что есть на сердце, даже без знания истории и культуры другого народа.