Человек находит себя - [110]

— Ты, Андрей Романыч, размеры прикинь, — посоветовал Сысоев, подавая мерный калибр, — вот сначала те, а после эти вот… Ну что? Есть разница?

Тернин промерил и покачал головой.

— В размерах я, можно сказать, человек нейтральный, — сказал он, — но тут же спорить нечего!

— Согласен я! — с трудом выдавил, наконец, из себя Шпульников. — Ну откиньте, где размеры не выдержаны! Ну вот эти смотрите! — Он стремительно нагнулся и поднял несколько деталей. — Мерьте!

Детали измерили. Размер соответствовал калибру.

— При чем здесь размер? — Гречаник взял из рук Шпульникова брусок. — Дайте техническое описание!

Любченко протянул небольшую тетрадь в жесткой картонной обложке. Гречаник раскрыл ее.

— Смотрите! — Тут же перечислены все допустимые дефекты! Чего гадать? Да сравните, наконец, с тем, что в руках Любченко!

— Так ведь это же к столярам пойдет, зачистят, дело-то не потерянное, Александр Степанович! — взмолился Шпульников, раскусивший, что ему сейчас по-настоящему попадет.

— Принесите эталон! — скомандовал Гречаник. — Мы слишком много говорим, когда все ясно с одного взгляда!

Токарев с Ярцевым переглянулись. Любченко принес эталон и передал главному инженеру.

— Ну! — Гречаник протянул Шпульникову два бруска: эталон и бракованную деталь. — Продолжаем спорить? Для чего я утверждал это?

Шпульников, поскабливая щеку, молчал. Эталон взял Токарев. Отбросив в сторону бракованный брусок, он взял тот, что принес Любченко, только что обработанный. Сравнил. Показал оба Ярцеву и Гречанику.

— Смотрите! — с довольной улыбкой произнес он. — Рядовая деталь по качеству лучше утвержденного эталона. Это же показательный случай. Александр Степанович, вы чувствуете, чем начинает припахивать это дело? Эталон устарел, отстал. Молодец, товарищ Любченко! Да, товарищ главный, — обратился он к Гречанику. — Давайте-ка команду готовить новые эталоны. Выходит, они уже перестали быть мерилом лучшего.

— Если бы Шпульников так же старался, как Анатолий Васильевич, — вступил в разговор Костылев, — если бы слушал мои советы, разве было бы так?

Костылев начал энергично перебирать забракованные детали, показывая их то директору, то парторгу и заходя попеременно то с одной, то с другой стороны. Он без умолку говорил, возмущался, спрашивал…

— Ну вот хоть эта? Это что? Ну взгляните! Видите — перекос угла. Это же ясно! Эх, Кирилл Митрофаныч! Или вот эта! Михаил Сергеевич!.. Товарищ парторг!.. Ну это нее чистейшее безобразие!

Шпульников понуро стоял в стороне, ожидая приговора. Вокруг Костылева все молчали. А его точно подхватил ветер и закружил, завертел. Он поднимал деталь, показывал ее всем, бегал, лавируя между стоявшими возле него людьми, как будто с кем-то играл в кошки-мышки.

— Нет, ну что это? Ну какую ни возьми! Любая хоть сейчас в топку! Вот смотрите! Проверьте эту! Какой позор для моего цеха! Сейчас я вам, Михаил Сергеевич, напишу докладную и лично принесу в контору, ей-богу, хватит!

— Ей-богу, хватит, Костылев! — громко и резко оборвал его Токарев. Гримаса брезгливости и презрения тронула его лицо. — Неужели вам не надоело болтать?

— Как болтать? — неожиданно замерев на месте, спросил Костылев.

— Языком! — сухо ответил Токарев. — Давайте в контору!

— Мне? — начальник цеха в недоумении развел руками, роняя на пол не нужные больше бруски.

— Вы что, не поняли? — строго проговорил Токарев.

— А ему, Шпульникову, тоже? — Лицо Костылева постепенно серело. На лбу появлялись мелкие капельки пота.

— Когда понадобится, я приглашу, не спрашивая на то вашего позволения! — отрезал Токарев и обернулся — Пошли, товарищи! — Он быстро зашагал к выходу…

— Из-за тебя, сволочь! — просипел Костылев прямо в растерянное лицо Шпульникова.

Сменный мастер молчал, опустив руки и остеклянело глядя на ворох брака.

7

Разговор в директорском кабинете состоялся сразу же. Костылев пришел, приготовив про запас кое-какие оправдательные доводы. Токарев велел ему сесть. Костылев опустился в кресло, озираясь на Ярцева и Гречаника. Разговор с директором с глазу на глаз устраивал его больше. По насупленным бровям Токарева и слишком внимательным, как показалось, взглядам окружающих он понял, что дело дрянь. Токарев начал без обиняков.

— На что мне начальник цеха, который никого не учит? — спросил он, в упор глядя на Костылева. Тот поспешно перебирал в голове припасенные доводы. Помешкав с минуту, произнес:

— Я не виноват, Михаил Сергеевич, что Шпульников не воспринимает. Работа Озерцовой и Любченко лучше всего доказывает правоту моих слов.

— Ах вот как? Интересно! — с сочувственной иронией закивал Токарев. — Гадкий, бесталанный Шпульников! Как он подвел вас! Александр Степанович, дайте, мне ваши расчеты. Смотрите-ка, Костылев.

Начальник цеха приподнял голову. Перед директором лежал лист писчей бумаги с какими-то цифрами. Не очень давно Гречаник после разговора с Ярцевым проверил по его совету сменные задания Костылева, начиная с августа, и поручил нормировщикам подсчитать трудовые затраты в каждой смене. Оказалось, что в августе смена Озерцовой сделала на сорок процентов работы больше, чем смена Любченко или Шпульникова, если даже учитывать те дни, когда ей не удавалось выполнить задание. Позже, после костылевской перегруппировки, смены Любченко и Озерцовой, как правило, выполняли больше Шпульникова процентов на тридцать.