Человек на балконе - [46]

Телефонный разговор он помнил, и когда они прослушали конец магнитофонной записи допроса Рольфа Эверта Лундгрена, подтвердил, что версия Мартина Бека относительно описания верна. Потом он попросил принести кофе и медленно, тщательно начал набивать трубку.

Он закурил, удобно откинулся на стуле и сказал:

– Значит, ты думаешь, что здесь может быть какая-то связь?

– Это всего лишь предчувствие, – ответил Мартин Бек. – Мой вклад в конкурс составителей загадок.

– Возможно, в этом что-то есть, – кивнул Меландер. – А что тебе требуется от меня?

– Чтобы ты воспользовался вычислительной машиной, которую тебе поставили вместо мозга, – сказал Колльберг.

– Попытайся вспомнить, что говорил и делал Гюнвальд, когда в тот раз разговаривал по телефону, – сказал Мартин Бек.

– Это было в тот день, когда пришел Леннарт? – спросил Меландер. – Секундочку, в таком случае это было второго июня. Я сидел в соседнем кабинете, а когда пришел Леннарт, я перебрался сюда.

– Совершенно верно, – сказал Мартин Бек. – А я в тот день уехал в Муталу. По пути на вокзал я заскочил сюда, потому что хотел расспросить о том перекупщике.

– Да, о Ларссоне. Он тогда уже умер.

Меландер принял позу, которую Колльберг называл позой мыслителя. Он откинулся на стуле, оперся на спинку, скрестил ноги и вытянул их вперед во всю длину. Мартин Бек, как обычно, стоял, опершись одной рукой на металлический шкафчик.

– Ты помнишь, Гюнвальд записал куда-нибудь ее имя? – спросил Мартин Бек.

– Думаю, что да. Помню, он держал авторучку. Да, наверняка он это записал.

– Ты помнишь, он спрашивал, где она живет?

– Нет, думаю, он не спрашивал об этом. Но, возможно, она еще раньше сказала ему имя и адрес одновременно.

Мартин Бек вопросительно посмотрел на Гюнвальда Ларссона, однако тот только пожал плечами.

– Я точно никакого адреса не помню, – заявил он.

– Потом разговор зашел о каком-то морже, – сказал Меландер.

– Ага, это факт, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Я подумал, что она говорит «морж», что на балконе стоит морж. Она объяснила мне, что речь идет не о морже, а о мужчине, и я, естественно, решил, что этот мужчина стоит у нее на балконе, раз уж она звонит в полицию.

– А потом ты потребовал, чтобы она описала этого мужчину, и я отчетливо помню, как ты что-то записывал, когда повторял вслед за ней то, что она говорила.

– Ну хорошо, – сказал Гюнвальд Ларссон, – но если я что-то записывал, то я записывал вот в этот блокнот, а когда потом оказалось, что тут не понадобится принимать никакие меры, я вырвал этот лист из блокнота и выбросил.

Мартин Бек закурил сигарету, подошел к письменному столу, положил спичку в пепельницу Меландера и вернулся на свое место у шкафчика.

– Да, к сожалению, так оно, вероятно, и было, – сказал он, – Фредрик, продолжай.

– Ты понял, что этот мужчина стоит на своем собственном балконе только тогда, когда она описала его тебе, верно?

– Ага, – подтвердил Гюнвальд Ларссон. – И я подумал, что у этой бабы с головой что-то не в порядке.

– Потом ты у нее спросил, как она может знать, что у этого мужчины светло-синие глаза, если он стоит на балконе на противоположной стороне улицы.

– И она мне на это ответила, что смотрит на него в бинокль.

Меландер с изумлением взглянул на него.

– В бинокль? – переспросил он. – Черт возьми, ничего себе.

– Вот именно. А я ее спросил, беспокоит ли ее каким-то образом этот человек, и она ответила, что нет. Просто он там все время стоит, и это ей вроде бы кажется пугающим. По крайней мере, она так говорила.

– Очевидно, он стоял там и ночью, – сказал Меландер.

– Ага, по крайней мере, она так утверждала.

– А ты ее спросил, куда он смотрит, и она ответила: на улицу. На автомобили и играющих детей. А потом ты ее спросил, не считает ли она, что ты должен послать туда полицейских собак.

Гюнвальд Ларссон посмотрел на Мартина Бека и раздраженно произнес:

– Ну да, потому что Мартин стоял здесь передо мной и излагал мне какую-то ерунду про собак. Что мне якобы представляется прекрасная возможность послать туда этих моих бестий.

Мартин Бек и Колльберг посмотрели друг на друга, но ничего не сказали.

– Ну, – заключил Меландер, – по-моему, это все. Женщина посчитала, что ты хамишь ей, и положила трубку. А я вернулся к себе в соседний кабинет.

Мартин Бек вздохнул.

– Из этого много не выжмешь. Практически установлено лишь то, что эти два описания совпадают.

– И все равно странно, что кто-то простаивает дни и ночи на балконе, – медленно сказал Колльберг. – Впрочем, это, наверное, пенсионер и ему скучно.

– Да нет, – возразил Гюнвальд Ларссон. – Тут что-то не так. Я припоминаю, как она сказала: «Причем это молодой человек… ему наверняка не больше сорока. И похоже на то, что у него нет другого занятия, кроме как стоять там и глазеть». Именно так она и сказала. Я совершенно забыл об этом.

Мартин Бек убрал руку со шкафчика и сказал:

– В таком случае он подходит под описание Лундгрена. Около сорока. А если она наблюдала за ним в бинокль, то должна была видеть его достаточно отчетливо.

– Она ничего не говорила о том, как долго наблюдает за ним, когда позвонила тебе? – спросил Колльберг.

Гюнвальд Ларссон ненадолго задумался, а потом ответил: