Человек на балконе - [14]

Колльберг выключил магнитофон, хмуро посмотрел на Мартина Бека и сказал:

– Тот мерзавец, который приставал к ней осенью…

– Да?

– Его сейчас внизу допрашивает Рённ. Мы взяли его сразу же, вчера днем.

– Ну и..?

– Пока что это лишь большая победа современной вычислительной техники. Он ухмыляется и говорит, что это был не он.

– Это что-то доказывает?

– Конечно же, нет. У него вообще нет никакого алиби. Утверждает, что был дома и спал. У него однокомнатная квартира на Хагагатан. Говорит, что ничего не помнит.

– Он был насквозь пропитан алкоголем, – сказал Колльберг. – Мы знаем, что он сидел в ресторане «Красная вершина» и хлестал до шести часов, а потом его выставили. Думаю, его дела неважные.

– Что у него в прошлом?

– Насколько я могу судить, он обыкновенный эксгибиционист. Лента с записью рассказа этой девочки у меня здесь. Еще одна победа современной техники.

Открылась дверь, и вошел Рённ.

– Ну как? – спросил Колльберг.

– Пока никак. Ему нужно минутку отдохнуть. Похоже, он вообще не в состоянии что-либо соображать и невероятно устал.

– Мы тоже, – сказал Колльберг.

Он был прав. Рённ был неестественно бледен, веки у него опухли, а глаза покраснели.

– А как, по-твоему? – спросил Мартин Бек.

– Никак, – ответил Рённ. – Я просто-напросто не знаю. Думаю, что я заболею.

– Когда-нибудь в другой раз, – сказал Колльберг, – но только не сейчас. Прослушаем эту ленту?

Мартин Бек кивнул. Магнитофонная катушка снова начала вращаться. Приятный женский голос сказал:

– Допрос школьницы Евы Карлсон, родившейся пятого февраля одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года. Допрос проводит криминальный ассистент Соня Хансон.

Мартин Бек и Колльберг наморщили лбы и последующие несколько фраз прошли мимо их внимания. Они слишком хорошо знали этот голос и это имя. Соня Хансон была той девушкой, которую два с половиной года назад едва не убили, когда они использовали ее как приманку в полицейской ловушке.

– Просто чудо, что она осталась на службе, – заявил Колльберг.

– Да, действительно, – сказал Мартин Бек.

– Т-с-с, я ничего не слышу, – шикнул на них Рённ. Он не участвовал в расследовании того дела.

– …и потом этот мужчина подошел к тебе?

– Да. Мы с Эйвор ждали автобус на остановке.

– Что он делал?

– От него ужасно воняло, и он очень странно шел и потом сказал… что-то странное.

– Ты помнишь, что он сказал?

– Да. Он сказал: «Привет, девочки, вы не хотите сделать мне рентген бура?»

– Ты поняла, что он имел в виду, Ева?

– Нет, это-то и было странно, мы ведь знаем, что такое делать рентген. Как у герра доктора. Но мы ведь это не можем. Вот так, без того прибора или как он там называется.

– И что вы сделали, когда он вам это сказал?

– Ну, он это несколько раз повторил. А потом пошел дальше, а мы крались за ним.

– Крались?

– Ну, мы следили за ним. Как в кино или по телевизору.

– Значит, вы не испугались?

– Нет, вовсе нет, ведь ничего не случилось.

– Видишь ли, таких мужчин вы должны опасаться.

– Да, но этого мы вовсе не испугались.

– Вы узнали, куда он идет?

– Да, мы узнали. Он пошел в тот же дом, где живет Эйвор, и когда поднялся на второй этаж, достал ключ из кармана, открыл дверь и вошел внутрь.

– А вы пошли домой?

– Нет. Мы прокрались наверх и посмотрели на дверь. Там ведь было написано, как его зовут.

– Ага. И что же там было написано?

– По-моему, Эриксон. Мы еще подслушали у щели для писем на двери. Мы услышали, как он там ходит и все время что-то бормочет.

– Ты рассказала об этом маме?

– Зачем, ведь ничего не случилось, хотя это и было чуточку странно.

– Но о том, что произошло вчера, ты все же рассказала маме, ведь так?

– Да, я рассказала про коровок.

– И это снова был тот же самый мужчина?

– Да.

– Точно?

– Ну, мне так кажется.

– Как по-твоему, сколько лет этому мужчине?

– Ну, лет двадцать, не меньше.

– А сколько, по-твоему, мне лет?

– Ну, наверное, лет сорок. Или пятьдесят.

– Как ты думаешь, этот мужчина старше меня или младше?

– Ой, намного старше. Намного-намного. А сколько тебе лет?

– Двадцать восемь. Так, а теперь, пожалуйста, расскажи мне, что произошло вчера.

– Ну, мы с Эйвор играли возле дома в классики, а он подошел к нам и сказал: «Девочки, пойдемте со мной наверх, я покажу вам, как я дою своих коровок».

– Ага. И что он сделал потом?

– Разве у него в квартире могут быть коровы? Настоящие?

– Ну, и что же ты сказала? И Эйвор?

– Ну, мы ничего не сказали, но Эйвор потом говорила мне, что ей было неприятно, потому что у нее развязалась ленточка в волосах, и что она не смогла бы никуда ни с кем пойти.

– И тогда этот мужчина ушел?

– Нет, он сказал, что должен будет подоить коровку здесь. А потом…

Звонкий детский голосок замолчал посреди фразы, словно кто-то оборвал его, потому что Колльберг протянул руку и выключил магнитофон. Мартин Бек смотрел на него и суставами пальцев тер основание носа.

– Самое смешное то, что… – начал Рённ.

– Черт возьми, что ты болтаешь! – заорал на него Колльберг.

– Ну, так он ведь теперь признается в этом. Раньше он все отрицал, а девочки чем дальше, тем менее были уверены, что это он, так это ничем и не кончилось. Но теперь он во всем признается. Говорит, что был пьян и в первый раз, и во второй, иначе якобы никогда бы этого не сделал.