Человек может - [3]

В парадном у сетчатой двери лифта сидела на табурете пожилая лифтерша. Она поздоровалась с Алексеем и с недоумением посмотрела на Павла.

— Это ко мне, — сказал Алексей.

В лифте они поднялись на третий этаж. Алексей вынул из кармана ключ и открыл пухлую, обитую клеенкой дверь. В просторную переднюю, застеленную большим ковром, вышла худощавая пожилая женщина.

— Это ко мне товарищ, мама, — медленно и спокойно сказал Алексей. — Знакомьтесь.

— Марья Андреевна, — сказала женщина, протягивая Павлу руку и словно не замечая его измазанного кровью ватника и разбитого носа.

— Павел. — Он помолчал и добавил: — Сердюк.

— Здесь вы снимите куртку и шапку, — сказал Алексей, почему-то переходя на «вы», — затем умоетесь и будем ужинать.

У Павла в руках по-прежнему торчал пакет с пирожками. Он пытался засунуть его в карман ватника, но один пирожок выпал. Павел про себя чертыхнулся и задвинул его ногой под вешалку. Он оглянулся на Марью Андреевну. Она смотрела в сторону.

— …Здесь — горячая, а здесь — холодная, — сказал Алексей.

Павел крепко намылил руки, затем лицо, смыл мыло ледяной водой и посмотрел на себя в большое зеркало. Оно висело над раковиной умывальника. Выглядел он довольно нелепо. Затек левый глаз, распух нос. В тюрьме кладовщик предложил ему на выбор две гимнастерки — поношенную, так называемую «б. у.», и новую. Он выбрал новую и теперь очень пожалел об этом. Даже на Алексее она не выглядела бы слишком свободной. При попытке застегнуть воротник отлетела пуговица, а рукава кончались чуть ли не у локтей.

В большой — с четырьмя окнами — комнате, куда проводил его Алексей, стены от пола на четверть были обшиты полированным деревом, часть стены занимал плоский буфет. За стеклянными дверцами сверкала посуда. Посреди комнаты — круглый стол и легкие стулья с удивительно тонкими ножками. В одном углу — коричневое пианино, в другом — небольшой, тоже круглый полированный столик, пухлые кресла и пухлый коротенький — на двух человек — диванчик.

В комнате была Марья Андреевна и пожилая седая женщина совершенно невероятной толщины, ростом чуть ли не с Павла.

— Олимпиада Андреевна, — басом назвала она себя, протягивая Павлу сильную и жесткую руку.

— Моя тетя, — сказал Алексей.

— Выпьете водки? — спросила Марья Андреевна, когда они сели за стол.

— Да… Немного… — нерешительно ответил Павел.

— Вот на лимонной цедре, а вот на калгане, — указала Марья Андреевна на два высоких и узких хрустальных графина. — Сейчас я вам налью.

Устраиваясь удобнее у стола, Павел взялся рукой за покрытый скатертью край и вдруг с испугом почувствовал, что стол быстро и легко поворачивается, и увидел, что тарелки сидевшей слева от него Олимпиады Андреевны очутились перед ним.

— Ничего, — спокойно сказала Марья Андреевна. — Это у нас стол такой — поворачивающийся. Чтобы каждому было удобно достать то, что ему захочется. Вот так, например…

Легким движением она повернула стол и предложила Павлу:

— Намажьте себе хлеб маслом. Возьмите сардинки. Вы закусываете грибами?.. — Она еще подвинула стол. — Так вот, возьмите себе грибов…

Павел держал в руке тарелку и неловко нанизывал на вилку скользкие, упругие грибы.

— А теперь сами и водки себе налейте.

Она снова повернула стол, и перед Павлом оказались два графина с водкой и крохотная пузатая чарка. Водки налили себе Олимпиада Андреевна и Алексей, а Марья Андреевна наполнила такую же чарку минеральной водой.

— За ваше здоровье, — сказал Павел, опрокидывая чарку.

Олимпиада Андреевна сейчас же снова ее наполнила.

Перед тарелкой Павла лежало три вилки. Он выбрал поменьше, нанизал на нее рыбку, закусил. Затем снова выпил и снова прожевал рыбку.

Павел взглянул на Алексея. У того с лица не сходила широкая, некрасивая улыбка.

— Теперь попробуйте калгановки, — предложил он Павлу.

А хороша водка, — думал Павел. — Только интересно, сколько же это чарочек таких нужно выпить, чтобы опорожнить графин? И пить ими противно. Вот если бы стакан…

— Берите, пожалуйста, маслины, — предложила Марья Андреевна.

— Я не люблю маслин, — сказал Павел. Он пробовал их раз в жизни при обстоятельствах, о которых сейчас вспоминать ему не хотелось. Тогда они ему очень не понравились.

— Тогда вот, пожалуйста, язык.

За кого они меня принимают? — думал Павел. — Почему ничего не спрашивают? Что, к ним каждый вечер приходят парни с расквашенными носами?

— А сегодня Кузя, — между тем рассказывала Марья Андреевна, обращаясь к Алексею и сразу же пояснив для Павла: — (Кузя — это наш кот) сунул лапу в аквариум и размешивает там воду, словно чай. Опять хотел рыбку добыть.

Павел заметил, как Алексей посмотрел на него, а затем на Марью Андреевну и виновато улыбнулся.

— Я сегодня из тюрьмы вышел, — неожиданно и невпопад прервал ее Павел и отложил вилку.

— Очень хорошо, — рассеянно, не придавая словам своим никакого значения, ответила Марья Андреевна. — Ну что ж, будем чай пить?

Марья Андреевна и Олимпиада Андреевна быстро убрали со стола. Огромная Олимпиада Андреевна двигалась удивительно легко.

Вот уж кто похож на воздушный шар, — подумал Павел.

На столе появились вазочки с вареньем, стаканы, чайник, сахар в замысловатой хрустальной сахарнице.