Человек-машина - [55]

— Мне… нужно… сесть.

— Ты уже сидишь.

Я посмотрел на Контуры. Это было так.

— Чарли, не уплывай.

Где-то залаяла собака. Ветер трепал каштановые пряди Лолиных волос.

— Я знаю место. Подруга из больницы. Она живет неподалеку.

— Подруга?

— Да. Чарли. Чарли.

— Что?

— Нужно пройти еще немного.

Я взглянул на нее. Сообразил, что наша ссора исчерпана.

— Хорошо.

— Точно?

— Точно.

Мы поднялись по ступенькам к уютному загородному дому и остановились на затененном крыльце. Лола подняла руку, чтобы позвонить, но замялась:

— Одно условие. Не ругай ее собак.

— С какой стати я буду ругать ее собак?

— Я не говорю, что ты будешь. Просто не трогай их.

Логическая непоследовательность на время затмила боль и усталость. Таким уж я уродился.

— Должно быть, ты догадалась, что буду. Иначе зачем об этом говорить?

— Забудь.

— С ее собаками что-то не так?

— Нет, но она их любит, и, если ты что-нибудь брякнешь, будет неудобно.

— Ладно. — Боль возвращалась. — Я ничего не скажу о собаках.

— Говори. Но только хорошее.

— Я скажу, что они прелесть.

— Не смей! Мурашки по коже.

— Но что же мне говорить? Лола! Объясни, что сказать!

Она позвонила.

— Скажи, что тебе нравятся их наряды.

Поднялся лай. Лола не уточнила, сколько собак, — их явно было много. И они были маленькие. Так я решил.

Фонарь на крыльце зажегся. Я несколько опешил от внешнего вида Лолы: глаза ее глубоко запали, свитер от «Лучшего будущего» испачкан грязью и кровью. Для встречи по одежке дела наши были плохи.

Дверь отворилась, на пороге стояла женщина в атласном халате, державшая, как мне показалось, сумочку, пока та не тявкнула. Другие собачки маячили при лодыжках и лаяли. Все они были одеты в красно-зеленые платьица. Женщина обняла Лолу свободной рукой. Лола ударилась в слезы. Через ее плечо женщина взглянула на мое лицо, тело, ноги. Я понял, что знаком с ней. Это была доктор Анжелика Остин.

— Можно нам войти?

Доктор Анжелика медлила. Она пыталась поставить мне психиатрический диагноз. Неплохо, если учесть, что дом ее был полон разодетых миниатюрных собачек.

— Конечно-конечно. — Она придержала дверь.

На секунду мне показалось, что доктор Анжелика захлопнет ее до того, как я успею последовать за Лолой. Возможно, она подумала о том же. Но губы ее дрогнули, и она разрешила мне войти. Едва я шагнул в прихожую, под ноги метнулась собачка, и я ее чуть не раздавил. Пришлось останавливать Контуры вручную. Собака была слишком мала, чтобы сработало автоматическое предупреждение столкновений. «Это чревато проблемами», — подумал я.

Доктор Анжелика закрыла дверь:

— Я не удивлена.

Собачка у нее на руках уставилась на меня. Не знаю, о чем она думала. Но о чем-то думала точно.

— Мы в беде, — призналась Лола. — Нам нужна помощь.

Я закрыл глаза. Я был готов. Я видел, как Менеджер спиной вперед летит из окна. Не сводя с меня глаз.

— Чарли.

Я открыл глаза. Рядом с Лолой стояла Кассандра Котри, плечом к плечу.

— Простите, — каркнул я.

— Он ныряет и выныривает, — сказала Лола.

Кассандра Котри кивнула. Это была не Кассандра Котри. Это была доктор Анжелика. Между ними не было ни малейшего сходства.

— Покажите мне эту руку.

— Не трогайте мои руки.

Глубокие карие глаза доктора Анжелики напоминали собачьи. И выражение тоже было одинаковым. Теперь я знал, о чем думала псина: «Этот тип приносит беду».

Я терял сознание и вновь его обретал. Я понимал, что Лола и доктор Анжелика отключают меня от нервного интерфейса, как будто получал на сей счет телеграммы. Это были данные без информации.

— Я тебя предупреждала, — произнесла доктор Анжелика.

— Знаю, — ответила Лола.

— То же самое, что с тем транстибиалом.

— Нет. Он меня любит. Ты не понимаешь, Анжелика. Он рисковал из-за меня жизнью.

— Ты первая, кто увидел в нем человека, когда он лишился ноги. Конечно, он тебя любит. Они все тебя любят. На первых порах.

— Давай не будем.

Я открыл глаза, так как в руке возникло тянущее ощущение. Доктор Анжелика зашивала кожу хирургической нитью.

Лола погладила меня по голове:

— Все хорошо, Чарли. — (Я возлежал у нее на коленях.) — Она тебя чинит.

Я прикрыл глаза.

— То, что у него, я вряд ли вылечу.

— Перестань.

— Он самострел. Я и выписывать его не хотела.

— Ты не понимаешь.

— В прошлый раз ты говорила то же самое. И в позапрошлый. И не говори, что «сейчас все иначе». Это я тоже слышала. Пока то безногое чудо не попыталось забить тебя стулом до смерти.

— У него были неприятности.

— И вечно это оказывается мужик без чего-то, и вечно ты собираешь его по частям, и это всегда кончается плохо. Объясни мне, Лола. Посмотри мне в глаза и скажи, чем он тебя обворожил. Тем, что остался без ноги?

— Хорошо. Это правда. Конечно, этим. Ну и что? Почему все не может пойти иначе? Почему не может быть хорошо?

— Это какая-то дикость, Лола. Я люблю тебя, но эта твоя тяга к ампутантам… тебе она не на пользу.

— Тебе нравятся мужики с сильными руками. Тебя привлекают… мышечные волокна. Это не дикость? Любить человека за структуру костей или цвет глаз? Разве не дико? Я люблю Чарли. И может быть, это было дико, когда началось, но дико всё. Сам поиск подходящего тебе человека — занятие дикое. Почему его запах влияет на чувства к нему? А голос? Овал лица? Я не знаю. Но вряд ли есть способ влюбиться так, чтобы это не было дико.