Академик Андрюхин вернулся быстрее, чем его ждали. Неясные слухи ходили уже перед приездом Андрюхина. Научные работники, возвращаясь из лабораторий или с лыжной прогулки, взволнованно обсуждали: неужели возможен тот невероятный эксперимент, на который якобы получил разрешение академик Андрюхин?
— Досужие слухи! — горячились одни. — Авантюра! Фантастика! Сказки!
— А сибирские гиббоны? — отвечали другие. — А появление грибов, улитки и воробья на острове Южного океана? Наконец, опыт с Деткой?
— Речь идет о человеке! — кричали противники эксперимента.
— В Космос тоже сначала проникали собаки и обезьяны! — наступали защитники эксперимента.
Но и сторонники эксперимента и скептики замолкали, едва показывались Юра или Женя.
Юра и Женя, занятые собой, не замечали возбуждения, охватившего ученых. Юре было не до этого. В нем самом в эти дни шла нелегкая внутренняя настройка на эксперимент, вырабатывалось то сначала внешнее, а потом и внутреннее спокойствие, которое потом поражало окружающих. Лишь иногда Юру удивлял чей-либо жест или поступок, который выражал какую-то необычную сердечность по отношению к нему, какое-то взволнованное внимание, непонятное желание в чем-то уступать ему, чем-то услужить, сделать хоть что-то приятное…
В день приезда Андрюхина Женю остановила Анна Михеевна Шумило и, необычно ласково глядя на нее поверх очков, спросила:
— Скажи, девочка, у тебя с Сергеевым что-нибудь серьезное?
— Мы любим друг друга, — помолчав, хмуро сказала Женя.
Анна Михеевна поправила очки и, опустив глаза, долго водила пальцем по столу. Лицо ее стало строгим и нежным. Она как будто помолодела. Потом, вздохнув, подошла к Жене и крепко обняла ее за плечи:
— Все будет хорошо, дружок! Крепись! Ты ведь мужественный человек, настоящий…
— Анна Михеевна! — закричала Женя.
Но профессор Шумило была уже в дверях и, уходя, лишь приложила палец к губам, призывая к молчанию.
После разговора с Анной Михеевной Женя, взволнованная, встревоженная, вернулась в лабораторию и сидела одна, механически заканчивая опыт по выделению культуры загадочного вируса, который легко обнаруживался в крови детей, но никогда не появлялся у взрослых. Зазвонил внутренний телефон. Женя замешкалась и не сразу взяла трубку.
— Позовите Козлову, — пропел чей-то старушечий мягкий голосок.
— Я Козлова, — сердито бросила Женя.
— Вас просят в главный корпус, к академику Андрюхину.
— Что? — крикнула Женя.
Но ее собеседница уже положила трубку.
Андрюхин? Но ведь он должен приехать только завтра!
Женя бегом преодолела полкилометра, отделявшие лабораторию от главного корпуса. Отдышалась немного в лифте. Но в приемную вбежала, тяжело дыша.
— Я Козлова! — крикнула Женя седенькой секретарше.
Та поднялась и молча открыла перед Женей массивную дверь.
Женя переступила через порог и остановилась. В небольшой комнате сидели в креслах друг против друга академик Андрюхин и Юра. Они оба встали, как только она вошла.
— Здравствуйте, Женя, — ласково проговорил Андрюхин, подошел к ней и усадил в третье кресло, рядышком с собой. — Очень рад вас видеть в добром здоровье… А погодка-то! — бодро сказал он. — Прямо весна!
— Только не тяните, — жалобно попросила Женя, так сжав кулаки, что было слышно, как хрустнули суставы.
Юра встал и положил руку ей на плечо.
— Ничего особенного, — сказал он, заглядывая в Женины глаза и медленно краснея. — Очередная работа… Ты ведь знаешь, риск всегда есть… И в твоей работе риск есть…
Андрюхин тоже встал.
— Это не совсем так, — сказал он хмурясь. — Ничего подобного никому никогда не приходилось испытать… Да вздор все, не то мы говорим! — вдруг закричал он. — Лучше скажите, Женя, вы верите в науку?
Он спросил это так требовательно и серьезно, что Женя, взглянув на него, тотчас честно ответила:
— Да. В науку я очень верю, Иван Дмитриевич.
— Юра первый вступает на дорогу, по которой не ходил еще ни один человек. В Москве, в академии, некоторые романтики окрестили наш замысел так: «Человек-луч»…
— Человек-луч?! — Женя испуганно-вопросительно посмотрела на Юру. — Что это значит?
— Все выверено, — не слушая ее, продолжал ученый, — все предусмотрено. Неудача исключена.
— Ты ведь сама готовила подобные опыты, — утирая пот, проговорил Юра. — Вспомни Детку.
— Детку? — Женя резко отступила назад, прижимая к груди все еще крепко сжатые кулаки. — А теперь это будешь ты?..
— Я! — ответил Юра. — Кто-то первый поднялся на воздушном шаре… Кто-то первый испробовал парашют… Кто-то первый сел в реактивный самолет…
— Юрка! — задыхаясь, крикнула Женя, бросилась к нему и крепко обхватила за шею. Ее лицо почти касалось его лица, ее губы старались улыбнуться, а из глаз катились медленные слезы. — Юрка!
Она порывисто поцеловала его, а потом, прижимаясь лицом к его плечам, к груди, зашептала что-то невнятное, не то жалуясь, не то сердясь.
— Ну-ну, Жень… не надо… — бормотал Юра. — Я знал, что ты поймешь, что ты все поймешь… — Он наклонился и медленно и неловко поцеловал ее волосы. — Ведь вот ты какая! Спасибо тебе…
Он гладил ее, как ребенка, по сбившимся черным кудрям.
Академик Андрюхин, довольно, улыбаясь, кивнул головой и незаметно выскользнул из комнаты.
