Человек, который вышел из моря. Контрабандный рейс - [16]

Когда-то я сам познакомился с патриархальной жизнью фермы у дяди Ставро, где красивые служанки в юбках со сборками бегали босиком по стертым их предками плитам. Внешне они остались такими же, как и в те легендарные времена, когда женщины расстилали льняные ткани на пляжах, залитых солнцем, в стране Навсикаи. Я был свидетелем вековых ритуалов приготовления гашиша вместе с попом Маноли, который, подоткнув сутану, принимал в этом деле участие. Поэтому меня не удивляло, что Горгис вовсе не чувствует себя преступником, доставляя в обход таможенных барьеров, вопреки законам и предписаниям, наркотик, родившийся там, на свежем горном воздухе, в полях изумрудного цвета, где порхают, словно бабочки, разноцветные платки девочек. Примерно такое же чувство глухого возмущения испытывал и я, думая о том, что только глупцы могут называть нас «торговцами дурманом».

Им бы следовало приберечь это название исключительно для мрачных типов, поставщиков химических ядов, которые осаждают общественные писсуары, ночные бары и злачные места!

Увы, скоро я должен был стать причастным к этой контрабанде, отвратительной не только своим смертоносным товаром, но и безнравственностью ее противника, той полиции нравов, которая сама погрязла в пороках, оправдываясь тем, что она избавляет от них общество.

Когда Горгис принял партию груза в сотню таник, доставленную в этот раз, мне показалось, что он смутился, когда я спросил, к какому сроку он хотел бы получить все остальное.

— Я не могу вам сказать, ваш товар портится на жаре. Ему уже несколько лет, и я не знаю, какой окажется эта партия.

— Вскройте танику и убедитесь.

— Мне самому не в чем убеждаться, я передаю вам лишь то, что говорят мне клиенты. Они капризничают, поскольку сейчас в моде кокаин и героин, которые гораздо легче перевозить и с которыми намного удобнее обращаться.

Ставро стоял в стороне и то и дело качал головой с сокрушенным видом, словно отвергал доводы своего друга. Конечно, у обоих приятелей был ко мне деликатный разговор, но они не знали, с чего начать.

— В общем, — опять заговорил я, — речь идет о неожиданно возникшей конкуренции со стороны новых продуктов, на которые вы только что намекнули?

— Да, и об очень опасной для нас конкуренции, если мы дадим себя обойти.

— Не имеете ли вы в виду то, что вам придется заменить гашиш кокаином?

— О, нет, никогда! — воскликнули оба в один голос.

Это был крик души, и я понял, что и тот, и другой без особой радости рассматривают вторжение этих наркотических веществ в их торговлю.

— Однако, если, как вы говорите, гашиш больше не идет…

— Его покупают и будут покупать всегда, ибо феллах невосприимчив к этим фармацевтическим гадостям, он не сможет обойтись без своего наргиле, который курит со времен фараонов, но если мы хотим уговорить перекупщиков приобрести оставшийся у вас запас, прежде чем он испортится, придется предложить им и кое-что «другое».

Горгису претило произносить вслух слова «кокаин» и «героин», точно он их стыдился.

— Во-первых, — продолжил я, — мой запас отнюдь не пропадет, он может храниться бесконечно долго, во-вторых, я лишен возможности раздобыть упомянутые наркотики.

— У меня они есть… то есть они находятся в Германии, на заводах «Мерк», но их нельзя переправить подпольно. Надо, чтобы фабрика выслала их в порт, где их транзит не запрещен, и я подумал в связи с этим о Джибути.

— Это возможно, но, если, допустим, мне удастся получить разрешение погрузить их на мое судно, за мной сразу же будет установлено наблюдение. Нет, к такого рода контрабанде у меня не лежит душа.

— И у меня тоже, поверьте, но, если мы этого не сделаем, продать ваш гашиш не удастся. Все мои конкуренты продают его вместе с новыми продуктами. Вам придется поступить так, или вы все потеряете.

У меня не хватило духу отказаться от надежды совершить новые плавания и так глупо потерять капитал. Может быть, это и было той бедой, которую я предчувствовал. Став-ро объяснил мне, что в общем-то речь идет о незначительной партии (около ста килограммов кокаина и героина), но благодаря этому он сможет взять у меня весь мой запас из расчета по три фунта за одну оку (один килограмм двести граммов). И я сдался.

Обе лодки подняли паруса и устремились к Суэцкому заливу. Теперь настал их черед рисковать, я же избавился от всех забот.

Поскольку мне уже нечего было опасаться, я поплыл с попутным ветром маршрутом пароходов, вдоль оси Красного моря, к Джибути.

X

После восьми дней приятного плавания с попутным ветром я увидел архипелаг Ханиш. Мы подошли к нему на заходе солнца, когда ветер начал быстро ослабевать. Опасаясь штиля и встречных течений, которые вынудили бы меня включить мотор, я предпочел сберечь тот небольшой запас мазута, который еще оставался, а заодно дать своим людям и самому себе возможность ночного отдыха. Вероятно, истинной причиной, заставившей меня воспользоваться этой остановкой, было все же желание тщательно осмотреть пляж, к которому причалил негр, «вышедший из моря».

Ранним утром я отправился на сушу и вместе с двумя матросами дошел по берегу до хижины, брошенной двумя суданцами. На песке, обнажившемся в результате последнего прилива в новолуние, не было никаких следов. Таким образом, с тех пор как мы побывали здесь в прошлый раз, никто не останавливался на острове. Дальше, в глубине, все было стерто ветром. Я собирался уже повернуть назад, когда Кадижета, который ушел довольно далеко к восточной оконечности острова, стал подавать мне знаки. Я подбежал к нему, и он показал на небольшой кожаный мешочек, выцветший от яркого солнечного света и лежавший под бугорком, вроде тех, что образуются пред какой-нибудь преградой, останавливающей наносимый ветром песок. Мешочек был пуст, и его сторона, обращенная к земле, была вспорота.