Человек, который перебегал улицу - [92]

— Трех дней хватит? — спрашивает Шеф.

— Постараюсь, товарищ полковник! — я уже могу отвечать вполне весело.

— Послушайте, Добен, я вас, может быть, представлю к награде, но вы должны понять, что в полной мере вы этого не заслужили!

Так мы расстаемся на три дня.

На ужин грею чай и съедаю пару бутербродов. Хочется закрыть глаза и не думать. Не думать ни об эксперименте, ни о бегущем мужчине, ни о драгоценных камнях. Не думать ни о чем. Выключить ночник и закрыть глаза.

Тишины!

Утопия. В большом городе нет и не может быть тишины. А все же? Так. Сейчас… Еще немножко… Пусть уйдет этот троллейбус, пусть прошуршит мимо дома, и тогда будет тишина… Мягкая тишина… Белая тишина… Белая? Разве тишина имеет цвет?

Ясно слышу скрип входной двери.

Слышу, в передней кто-то вытирает ноги.

Зажигается свет на кухне, потом в проходной комнате. Садится. Наверное, к столу. Шелестит бумага. Листает журнал? Встает?

Стоит.

Опять садится.

Я тихонько вылезаю из постели и надеваю халат. Более всего я боюсь напугать посетителя своим появлением.

Встает.

Идет через комнату, что-то берет, возвращается к столу.

Чиркает спичкой. Снова начала курить?

Гита сидит за столом, курит, не сняв пальто.

— Сними пальто, ты в своем доме, — говорю я.

— Извини, я не думала, что ты вернулся… Это всего лишь минутная слабость, каприз…

Теперь я знаю, кто мне вечерами звонил и молчал. Теперь я знаю, почему я не смог найти ту книгу. Может быть, когда Гита звонила мне, эта книга лежала перед ней.

— Гита, милая, ты у себя дома.

Я беру у нее сигарету и тушу. Я становлюсь на колени, чтобы наши лица были на одном уровне, чтобы наши губы были близко-близко.

— Повтори по слогам: я у себя дома!

— Я у се-бя до-ма…

Потом она начинает плакать.

Но, расставаясь утром, я не уверен, что Гита вечером придет, хотя это ее единственный дом, хотя другого дома у нее нет. Она должна сказать о своем решении родителям, и я знаю, что тогда случится. У отца сразу заболит сердце, а у матери обморок, пойдут упреки в неблагодарности и разговоры о том, как трудно было в те времена вырастить ребенка. Сможет ли Гита пройти через это?

— Может, лучше позвонить? — робко предлагаю я.

— Что ты говоришь! Теперь я непреклонна.

Но я не верю в ее непреклонность.

— Ты сможешь навещать их каждый день…

— Да, да… Я понимаю тебя… Не бойся за меня, теперь я, правда, непреклонна…

ГОСПОДЬ БОГ — ДЛЯ ВСЕХ ГОСПОДЬ

Глава 11

Тамара лежала, зажатая между холодной стеной и Бейвандовым. Лежала с закрытыми глазами, делая вид, что спит, прижимая к холодной стене избитые плечи и руки, чтобы хоть немного унять боль.

В окно, сквозь голый виноградник был виден кусочек светлеющего неба. Значит, скоро утро.

Бейвандов дышал легко и глубоко. Как будто у него ничего не пропало, подумала Тамара.

Мешочек с рубинами она спрятала на кухне. Когда Бейвандов вечером заснул — они легли рано — Тамара маникюрными ножницами перерезала шелковый шнурок, на котором висел мешочек, бросила добычу на кухне в чемодан, а сама, вернувшись в комнату, стала одеваться. Но Бейвандов проснулся и тогда начался тарарам, который кончился бы бог весть чем, если бы не пришла Алла. А что будет утром? Бейвандов наверняка из квартиры ее не выпустит, а когда Алла уйдет на работу, опять станет бить. Если бы не рубины на кухне, можно было бы попросить Аллу вызвать милицию. Но какой смысл это затевать, если драгоценные камни приберет милиция? Бейвандов по своей тупости обязательно будет плести, что у него украдены часы, деньги или что-нибудь в этом роде, поэтому он и избил Тамару. Милиция будет искать тридцатирублевые часы, а найдет драгоценные камни стоимостью в тридцать тысяч. Вот это был бы для них улов! Бейвандов проснулся и зевнул.

— Грязный воровка! Я тэбе все кости перэломаю! — выругался он вполголоса, глядя на Тамару, встал и вышел справить нужду в кухонную раковину.

В комнате было совсем темно, но Тамара могла разглядеть почти голого Бейвандова вполне отчетливо — он стоял, покачиваясь, возле стола, на котором остались закуска и водка. Тамара в надежде затаила дыхание. Да! Бейвандов пил водку прямо из бутылки, она считала глотки. Три… четыре… пять… Очень хорошо! Может быть, все еще уладится! Скрипя пружинами, Бейвандов плюхнулся обратно на диван.

К операции «Рубины» Тамара готовилась серьезно. Знакомя Бейвандова с Жозефом, ударником из оркестра, она достаточно много слышала и сделала свои выводы. Конечно, и разговоры, и обещания были довольно туманны — у хороших людей есть возможность достать кое-какие камушки. Бейвандов на рудниках некоторых знает… Если бы Жозеф нашел среди своих знакомых моряков того, кто согласен купить… Не один, конечно! Из-за одного нет никакого резона гнаться в Душанбе! Ну, скажем, дюжину или две… И Тамаре стало ясно, что хранится в замшевом талисмане.

Отговариваясь то тем, то другим, Жозеф тянул время. Все считали его крупным контрабандистом, который обводит милицию вокруг пальца, на самом же деле это был мелкий спекулянтишка, способный лишь на то, чтобы, купив пару пачек сигарет «Winston» или «Marlboro», разглагольствовать о миллионах рублей. То выклянчит в кафе у какого-нибудь итальянца или грека солнечные очки, то пачку жевательной резинки или пару носков. Так постепенно он разоделся во все пестрое и, болтая о своих капиталах и о друзьях в разных портах мира, крутился в обществе таких же мелких скупщиков или их девиц.