Человек, который перебегал улицу - [87]

Первую кружку он жадно выпил тут же у бочки, нацедив вторую, пошел к столу.

Как помочь мальчику? Пока он в больнице, там, должно быть, все время сидит Беата, поэтому туда лучше не соваться — сейчас разумно разговаривать она, наверно, не в состоянии. Единственное — как-то попытаться спасти его от тюрьмы. Надо попросить Альберта подыскать адвоката с широкими связями и дать ему понять, что он будет щедро вознагражден.

Гул в голове постепенно утих.

Неужели этот несчастный случай с мальчиком навсегда разлучит их с Беатой? Вчера он в этом был уверен, но сегодня уже сомневался. Несчастье объединяет людей, а это ведь несчастье их ребенка. Вчера Беата, конечно, не могла с ним говорить. А если он спасет мальчика от тюрьмы? Если ему после больницы нужны будут тишина и покой? Мальчику здесь было бы хорошо… Беата никому другому уход за ним не доверила бы — она приехала бы для этого сама, а Лиан сюда не сунется… Первая любовь живет долго. Если она живет в нем, то должна жить и в Беате…

— Ах вот ты где отдыхаешь! — в голосе Ирены была насмешка.

— Я отдыхаю в своем доме.

— Ты помнишь, что я тебе вчера сказала?

— Нет. — Интонация свидетельствовала о том, что он об этом вовсе не жалеет.

— Я была у врача.

— Ну и что?

— Я была у гинеколога, у нас будет ребенок.

Этим и должно было кончиться, ничего другого ждать и не следовало. Он отпил из кружки большой глоток. Ему хотелось отрезать: «А мне-то какое дело!» — но так сказать он все-таки не смог.

— Почему ты молчишь, почему не подойдешь и не обнимешь меня, не пожелаешь счастья?

— Может, ты ошибаешься… Врач в этом уверен?

— Да, врач уверен.

— Ах, вот как… — в этих словах прозвучала отупелая растерянность.

— Вильям, нам надо пожениться!

— В Англии старым девам только двадцать девятого февраля разрешается делать предложение мужчинам…

— Ты издеваешься? Ты еще смеешь издеваться надо мной?

— Я думаю, еще рано поднимать панику…

— Ага-а! — Голос Ирены стал злым. — Старая песенка. Только сейчас ты у меня запоешь по-другому. Я все знаю!

— Что ты знаешь?

— Все!

— Опять тебе что-то мерещится.

— Я знаю, сколько ты заплатил малярам. Я знаю, за сколько ты купил этот фундамент. Я знаю примерно, во сколько обошелся тебе этот дом, и я знаю, что у твоей матери никогда ничего не было, кроме пенсии. Только пенсия!

— Ты шпионишь? — Он вскочил.

— У меня, дорогой мой, другого выхода не было, если я хочу тебя заполучить!

— Ну, что ты еще знаешь? Что ты еще разнюхала?

— Тебе мало?

— Говори! — Вильям схватил ее за плечи.

— Я, кажется, знаю откуда у тебя эти деньги…

— Говори, или я…

— У тебя было рацпредложение, которое почему-то отклонили… Мы тогда познакомились и вместе работали… Ты, наверное, сейчас проводишь эту рационализацию самостоятельно… Почему ты на меня так смотришь? Ты хочешь меня убить? Тебе совсем не надо меня убивать, тебе надо только жениться на мне…

— Ненормальная женщина!.. Я ее хочу убить! Лучше одевайся, а то опоздаем на поезд! — Вильям отпустил Ирену и, не оглядываясь, пошел наверх.

В обеденный перерыв компаньон Вильям Аргалис зашел к компаньону Альберту Цауне, чтобы договориться о ликвидации предприятия. Встреча состоялась на складе готовой одежды магазина, которым заведовал Цауна, в небольшой стеклянной будке с двумя голыми манекенами, стоящими у стены.

— Пока что будь с Иреной полюбезнее, — поучал Альберт.

— Об этом не волнуйся!

— Я только говорю. Надо тянуть, пока все утихомирится. Нельзя ли от нее откупиться?

— Не думаю.

— Уже через пару месяцев она может писать куда захочет и кому захочет — никто уже не докажет, что ты крал. Администрация «Моды», конечно, будет клясться, что вообще подобное невозможно, а две министерские комиссии это подтвердят.

— Это мне и в голову не приходило.

— Ну, тогда спасибо за компанию! — Альберт демонстративно пожал Вильяму руку. — Мы кончаем игру! Мы с тобой уже достаточно богаты и можем не воровать. А ежели тебе надо утихомирить разыгравшуюся совесть, то следуй моему примеру. Я всегда вспоминаю слова Конфуция: «Позаботьтесь, чтобы честность оплачивалась выше, чем воровство, и воровства не будет». И точка.

— Сколько денег у меня было, и все сожрал этот дом!

— Ну, ты уже прикидываешься беднее, чем на самом деле. Я начал переговоры с одним типом… Деньги — всего лишь бумажки, надо собирать более реальные вещи… У нас, Вильям, эти бумажки есть, теперь нам надо подумать, как с ними поступить. Если мы свои копеечки сложим вместе, получится красивенький круглый рублик, и его надо запустить в народ, чтобы он принес другой рублик. Оба вместе мы уже нечто большое, мы с тобой уже какая-то вершина. А вершиной быть важно, потому что до нее никто не дотянется. Вместе мы уже сила. Мы можем на рынке скупить, например, весь лук, попридержать его месяца два и тогда диктовать свою цену. Это нам принесет двойную или тройную прибыль. Сами в этом мы участвовать не будем, мы только вложим деньги. И жить будем с размахом! Я собирал эти милые бумажки не для того, чтобы забившись в угол, пересчитать их и закопать в землю. Я еще не настолько стар и глуп. Эти бумажки мне должны доставлять радость и власть. Помнишь, я тебе когда-то рассказывал о своем друге, корабельном механике — тот может провезти в танке для горючего целый паровоз? Это была шутка. Паровозы он не возит, но всякие другие хорошие вещицы — да. С нашим капиталом мы можем участвовать и в его делах. Мы с тобой уже никогда в своей жизни не будем крохоборничать!