Человек, который перебегал улицу - [15]

И вот теперь Зутису прежде всего предстояло начать ремонт грузовика «Оре! ВШг»: он работал на газогенераторе, а, когда нельзя было достать бензин, в кузов закидывали несколько мешков с сухими деревянными чурками и пилу на случай, если их не хватит. Так смело можно было пускаться в путь — лесов и пассажиров по дороге еще хватало, пильщики найдутся.

Потом настал черед легковушек. У него было два «фиата», «ТороПпо» и «Ва1М1а» — и пятиместный «мерседес», который выглядел так, словно сам уютно погрузился в свои комфортабельные сиденья.

Глава 2

Отец Цауны был сухой, сгорбленный старик с хромой ногой. Еще во время оккупации он работал грузчиком на товарной станции. Однажды при разгрузке вагона ему на ногу свалилась бочка с маслом. После этого он был зачислен в инвалиды. Будучи ломовым извозчиком, первую мировую войну он прошел пулеметчиком, но когда белые латыши начали воевать с красными, ловко исчез со сцены. В Ригу он приехал в начале двадцатых годов: ломовой извозчик имел телегу на резиновом ходу и нанялся на погрузочные работы — Красный крест Латвии посылал помощь голодающим жителям Поволжья. Рига для него была землей обетованной, он рассчитывал на то, что здесь сбудутся его честолюбивые мечты, ибо чего тогда в конце концов стоит пропаганда равенства и братства — в окопах он кое-что слышал об этом — по сравнению с собственной конюшней, десятком лошадей и извозчиками, которым ты по субботам выплачиваешь жалованье.

На гулянье пожарников Гризинькална — Цауна возил туда в буфет пиво — этот еще в недавнем прошлом деревенщина познакомился с хрупкой девушкой небольшого росточка. Она рассказала, что ее отцу принадлежит контора ломовых извозчиков, и Цауна не мешкая сделал ей предложение. Она, правда, не сказала, что контора отца в одних долгах, а в доме не наскребешь и двух латов наличными. У жениха от радости так дух перехватило, что известие это на некоторое время усыпило даже природное крестьянское недоверие к хитрым горожанам. К тому же отец невесты носил белый пикейный жилет, часы с золотой цепочкой на животе, и ломовику это показалось надежной гарантией.

Он проглотил эту наживку и только потом почувствовал, что нарвался на острый крючок, привязанный к крепкой леске. Не прошло и года, как извозчичья контора тестя развалилась под молотком на аукционе. И все остальное тоже: постройки, инвентарь, лошади и фамильная золотая цепочка.

Энтузиаст-деревенщина хотел схватить оглоблю и огреть ею аукциониста: «Где деньги, обещанные мне в приданое?»

Однако с женой ему повезло — после свадьбы она не стала корчить из себя светскую даму, а усердно взялась за работу. Хоть и была невелика ростом, но упорная, выносливая. Разорение отца сделало ее болезненно бережливой — Цауны годами, не покупали дров, жена приносила из Бикерниекского леса сучья и шишки, соседи даже прозвали ее Хворостинкой. Не дай бог, если кто-нибудь что-то покупал у нее или продавал ей! Своим нытьем, слезами и долгим торгом она доводила несчастного до того, что он бросал свой товар и убегал. А женушка собирала сантим к сантиму, сантим к сантиму. Сто сантимов — один лат. Других недостатков у нее, кажется, не было. Убогий домик всегда был опрятным, во дворе полным-полно цветов, а в огороде — ни одной сорной травинки.

Бережливость жены позволяла мужу быть немножко расточительнее, чем другие извозчики, поэтому, обедая в столовой, он всегда брал порцию пивных сосисок побольше, чем остальные его товарищи, от этого росла и его самоуверенность — как только начинались какие-нибудь разговоры, он всегда ругал правительство за высокие цены на овес.

Цауна-отец хромал по двору, опираясь на палку, и мешал Зутису работать. Он всегда подкрадывался сзади и как надзиратель следил, не бездельничает ли Зутис; или приносил где-нибудь подобранную гайку, бросал в ящик для инструментов, и приговаривал:

— Достанется тому, кто вещи разбрасывает! Ужо я поймаю!

Хотя и так было ясно, что на такое способен только пролетарий Зутис — только он может это сделать, да и делает он это сознательно, чтобы разорить хозяина.

Во время войны Цауны всплыли на поверхность, как кружочки жира всплывают в закипающем супе.

Еще за несколько дней до приближения линии фронта к Риге Цауна был всего лишь калекой, который хлебал чечевичный суп и трясся за свою припрятанную лошаденку. Но однажды ночью, когда артиллерия громыхала уже совсем близко, а советские самолеты густо «развесили» над городом «свечки», к нему примчался извозчик Сайсмакс, который жил недалеко от центра, поэтому припрятать лошадь ему не удалось.

— Уехал Ринтелис, — поведал он. — Удрал в Германию.

— Ну и что?

— Запрягай, нечего чтокать! У него в сарае полным-полно досок!

— М-м-м-м, — замычал Цауна. Доски ему были нужны, но и страшно тоже было. — А вдруг он вернется?

— Не вернется. Его зять жидов расстреливал.

— М-м-м-м… Как бы не вляпаться в дерьмо… — Но в уме уже прикидывал, в какую телегу запрягать.

— Скажу, что эти доски он мне перед отъездом отдал.

— Ладно, тогда поехали…

Сарай даже не был заперт. Они увезли три воза.

— Хорошо, что мы приехали, иначе забрал бы кто-нибудь другой, — сказал Сайсмакс для самооправдания.