Человек, который не знал страха - [58]

…Чтобы узнать человека, надо познать его слабости. Святых людей не бывает, они существуют лишь в церковных книгах. Человек красив и достоин любви лишь во всей своей противоречивости. Меня не будет больше, но память обо мне останется. Уверен, что смерть не по заслугам возвысит меня в глазах тех, кто меня знал. Я ни о чем не жалею, кроме того, что мало успел сделать в жизни.

Дорогой отец! Умираю таким, каким был в жизни, – борцом за дело рабочего класса! Нетрудно называть себя коммунистом, когда не надо платить за это своей кровью. Но коль пришлось платить, надо доказать в час испытаний, что ты коммунист. Я, отец, коммунист!

Верь мне, отец, я не боюсь. Никто не увидит в моих глазах страха. Последнее мое желание – принять смерть достойно.

Докажи, что уважаешь своего сына! Совладай с печалью. Тебе надо еще многое сделать за двоих, за троих, так как твоих сыновей больше нет в живых.

Знаю, что тебе будет тяжело, но будь горд тем, что ради своей идеи ты пожертвовал самым дорогим в жизни.

Война недолго продлится, пробьет и наш час.

Помните тех, кто уже закончил свой боевой путь или еще должен пройти его, как это предстоит сделать сегодня мне. И поймите наконец, что такое нацисты, – будьте беспощадны к ним!

Опасаюсь, что весть о моей смерти может сразить тебя. Будь тверд, тверд и еще раз тверд!

Докажи, что ты был сознательным борцом за интересы своего класса.

Докажи, что твои убеждения основывались не на романтических идеях, а на жестокой необходимости.

Умираю с легким сердцем, так как знаю, за что иду на смерть. Моих убийц в скором времени ждет страшная кара. Я в этом убежден. Будь тверд, отец, будь мужественна, Фрида! Не вешайте голову. И в минуту слабости помните последнюю просьбу вашего Вальтера».

Фон Ортель встал и зашагал по комнате в задумчивости. Потом он остановился, поднял глаза и, словно уверяя самого себя, произнес:

– Почти все письма написаны в таком же духе. Странные люди, какая-то безумная храбрость…

Он вдруг рассмеялся, вновь сел и, постукивая пальцами о край стола, продолжал:

– Я в свое время много думал, откуда такое презрительное равнодушие к смерти? И я понял: все от той же неполноценности этих личностей, я хочу сказать от их примитивизма в широком смысле слова. Цивилизованный человек ценит жизнь, он скорее расстанется с чем угодно – с чувством долга, с религией, чем с собственной жизнью, – заключил свою мысль фон Ортель.

Еще ни один нацист не демонстрировал Кузнецову свое кредо так откровенно и четко. Из этого разговора Кузнецов вынес нечто необычно важное для себя как для разведчика. Отныне он до конца знал нутро своего противника, и это знание служило ему залогом его победы. Но цель миссии «философа» в Ровно все еще оставалась тайной.

* * *

– Послушай, Пауль, я хотел бы тебя по-дружески предупредить, – сказал однажды в казино фон Ортель, когда они были наедине. – Около твоей невесты в последнее время крутится некая сомнительная личность – майор Гетель.

– Этого не может быть! – возмутился Зиберт. – Я полностью доверяю своей невесте, она…

– Успокойся, Пауль! Ревность – свойство ограниченного ума, а ты человек неглупый. Тем более, что в данном случае речь идет не о любовных делах, а о чем-то совсем другом. Мы с тобой приятели, поэтому я советую тебе держать Валентину подальше от Гетеля. Нет, в сердечных делах он тебе не соперник. Я имею в виду нечто иное. Этого парня я встречал на Принц Альбрехтштрассе.

На улице Принц Альбрехтштрассе, 8, в Берлине находился так называемый «Дом Гиммлера» – главное Управление имперской безопасности.

– Значит, Гетель – гестаповец?

Так, благодаря фон Ортелю, Кузнецов разрешил одну дилемму или думал, что разрешил. До этого разговора ему никак не удавалось узнать, чем занимался майор Мартин Гетель. Этого не знали даже многие высокопоставленные сотрудники рейхскомиссариата. В отличие от других у Гетеля был свой распорядок дня и он не обязан был приходить утром к установленному часу. Правда, зато вечерами он часто задерживался в своем кабинете в рейхскомиссариате. Большую часть рабочего дня кабинет Гетеля был закрыт, в то время как его хозяин расхаживал по служебным помещениям, заводил разговоры на тривиальные темы, собирал слухи. Сотрудники рейхскомиссариата его не любили. Высокопоставленные чиновники, офицеры и даже генералы избегали публичных контактов с ним и, если встречались, то один на один.

Скромная служащая «фольксдойче» Валентина Довгер также старалась быть подальше от малоприятного майора Гетеля. Но майор был настойчив, и наступил момент, когда она не смогла отклонить его предложения проводить ее домой.

– Фрейлейн замужем? – спросил ее Гетель вкрадчиво и здесь же добавил: – О, я слышал, что у фрейлейн есть жених и, говорят, очень красивый.

– Я вижу, вы полностью в курсе, – засмеялась Валя. – Мой жених – офицер. Только он очень ревнивый, и я не хотела бы, чтобы нас видели вместе.

Но майор не придал словам Вали особого значения. Вскоре она поняла, что Гетеля интересует не она, а Зиберт.

– Я видел вас случайно в приемной рейхскомиссара, – сказал Гетель. – И как-то сразу проникся к вам и к вашему жениху симпатией. Кстати, как его зовут?