Человек, который был похож на Ореста - [48]

Музыкант встает на колени перед доньей Инес и прячет лицо в ее ладони. Он плачет. Прекрасная графиня утешает его.

— Ты теперь спасен, не плачь. Здесь тебе будет покойно, оставайся навсегда. Мы зажжем все огни, я велю привезти рояль и буду переворачивать листы партитуры. А если ты не захочешь жениться, мне это безразлично.

— Жениться? Жениться на тебе? И ты привезешь рояль? Это будет завтра?

Донья Инес целует его в лоб и улыбается.

— Рояль должен приплыть на корабле, он прибудет морем в Люцерну. Мы сядем на коней: ты — на черного, я — на белого, и отправимся встречать его. Девушки будут кидать нам цветы. Ты сможешь играть все, что тебе заблагорассудится. Научи меня той гальярде, которую танцевала твоя мать! Четыре реверанса и маленький шажок. Я протру твои руки настоем из белых лилий, а потом обмахну их моим темным венецианским веером. Они станут нежнее шелка, кожа покажется прозрачной, как стекло. Посмотри на мои! И никто никогда не ранит двух твоих голубок, никто не коснется их острым ножом. Одна я смогу наказать их веткой жасмина.

Произнеся последние слова, донья Инес подошла к вазе с жасмином, стоявшей на каминной полке, и, взяв в каждую руку по ветке, вернулась назад и попыталась ударить его цветами по пальцам. Музыкант в ужасе глядит на нее.

— Нет, не руби мои руки! Я хочу, чтобы они жили, не убивай их! Не убивай!

Крича, он бежит к двери и скрывается в ночи, вытягивая перед собой руки, светящиеся в сумерках, как два фонарика.

Оставшись одна, донья Инес роняет на пол жасминовые ветки и повторяет только одно:

— Но разве жасмин может ранить! Он же даже не колется!

Набросок этой сцены Филон Младший снабдил комментарием, согласно которому музыкант существовал на самом деле. Во время мятежа он сошел с ума от ужаса и бродил из города в город, ища надежное место, где бы спрятать свои драгоценные руки. Кто-то сказал ему, будто у Престе[34] Хуана де лас Индиас есть сейф, крепче которого не найти, и охраняет его василиск. От одного генуэзского купца драматург узнал, что музыкант, которого звали Фидель — сам он тщательно скрывал это имя, добрался до Леона Иудейского, и тут случилось ужасное несчастье. Бедняга вошел в царскую сокровищницу и оказался перед страшным чудовищем. Оно первым делом бросило свой испепеляющий взгляд на его руки; и прежде, чем превратиться в горсть смрадного пепла, беглецу довелось увидеть, как они разрушаются. А случилось все так оттого, что он не предупредил владыку: тот славится своей алчностью и наверняка упрятал бы драгоценные руки Фиделя хорошенько, дал бы ему напрокат за небольшую плату сменные протезы и отправил бы путешествовать по божьему миру.

После бегства музыканта донья Инес несколько дней носила траур.

II

На закате в замок явились двое солдат предупредить, что скоро сюда прибудет король: тот очень просил приготовить ему чистую постель. Ключница Модеста полюбопытствовала, их ли это государь и знают ли они его имя, но гонцы отвечали, что в последнее время по миру бродит много коронованных особ и одни только нотариусы ведут им счет.

— В мирные времена я служил егерем, — сказал один из них — смуглый, маленький, с изрытым оспинами лицом, — и в город наведался всего лишь один раз, еще в детстве. Когда мне было лет восемь, я ездил туда с родителями, чтобы избавиться от бородавки на веке. Король проезжал в паланкине, простер руку из-за камчатых занавесок, и бородавки как не бывало.

— Ну, а я до сегодняшнего дня никогда королей не видел, — сказал другой, тоже невысокого роста, но очень толстый и светловолосый. — Он стоял на краю лужи, и человек, которого называли королевским гонцом, мыл ему ноги, и, надо заметить, очень бережно и аккуратно. Лица его мне не удалось разглядеть, ибо голову монарха закрывала цветная салфетка. Они вот-вот будут здесь. Гонец велел тебе приготовить постель государю и положить между простынь две грелки. Теперь мы выполнили поручение; не найдется ли еще стаканчика вина?

Ключница Модеста принесла им кувшин красного и жалостливо поглядела на нежданных гостей.

— И зачем вы пошли в солдаты? Жить было не на что?

— Я служил егерем и, кроме того, держал черного козла весьма независимого нрава, — сказал брюнет, — сейчас же мне надо во что бы то ни стало продвинуться. Сержант на коне — важная персона.

— А я записался в солдаты, чтобы свет повидать, — объяснил блондин. — «Ты увидишь весь мир, Теофило», — сказал я себе и бросился бежать за аркебузиром. Определили меня в резерв и отправили в старый замок, кишащий летучими мышами. Колодец в нем оказался замурованным, и нам приходилось доставать тухлую воду из шахты, которую мы нашли неподалеку. Как-то выглянул я через бойницу; хотел полюбоваться вашей знаменитой страной Вальверде и наткнулся на ноги повешенного, старого господина де ла Рибера, мир праху его! Поглядите!

И он показал на свои туфли с серебряными пряжками.

— Да они лаковые! — заметила ключница Модеста. — Точь-в-точь как у отца моей госпожи, земля ему пухом.

— Воевать в них нельзя, но уж больно хороши, — молвил блондин.

Солдаты ушли, и Модеста выглянула за дверь посмотреть, как они удаляются и не видно ли короля в сопровождении гонца. Однако последний явился один.