Человек, который был похож на Ореста - [46]

Гонец. Всяк по-своему с ума сходит. Я с юных лет мечтал стать богатым. Мне снилось, что золотые падают мне на лицо и холодят кожу, как мыльная пена, пахнущая свежестью. И вот однажды на постоялом дворе в Люцерне я проснулся и нашел каролус[32]. Наверное, монетка выпала у того, кто спал на этой постели до меня. С тех пор мечты о богатстве не посещали меня, мой сон утратил свою девственную прелесть. А я сам с того дня стал чувствовать, как молодость покидает меня, и на моем лице появились морщины.

Модеста. Мечтать — очень утомительное занятие!

Гонец. Однако люди научились этому раньше, чем начали разговаривать!

Модеста останавливается, прислушиваясь к шагам на первом этаже. Наверное, донья Инес уже встала. Служанка наклоняется к гонцу, который пьет вино большими глотками, смакуя его.

Модеста. Должно быть, сейчас спустится. Скажи ей, что писем нет, так как ни на суше, ни в окрестных морях не пропускают почту, а голубей ловят, опасаясь шпионажа. А еще скажи ей, пожалуй, будто встретил в Италии, во Флоренции, человека, который обещал написать ей, как только будет открыт свободный путь для любовных посланий. Подумай, как он мог; выглядеть?

Гонец. Почему бы ему не оказаться таким: высокий, скорее смуглый сеньор, то и дело вытаскивающий из кармана часы.

СЦЕНА II

Те же и донья Инес.

Донья Инес смотрит вниз с площадки первого этажа. Кажется, что там, наверху, кто-то зажег свет. Белокурые волосы струятся по ее плечам, в правой руке графини — белая роза.

Донья Инес. О ком вы говорили? Нет ли писем?

Гонец. Доброе утро, моя сеньора.

Донья Инес. Как «доброе утро»? Разве сейчас не поздний час, когда мрачная ночь приближается к нам тяжелыми шагами?

Модеста. Нет, мое солнышко, на дворе раннее утро, с рассвета дождик моросит.

Донья Инес. Я спала так долго! Нет ли писем? Не просил ли кто передать мне что-нибудь?

Она медленно спускается по лестнице, наклоняясь над перилами, двигаясь словно бы в такт неслышной музыке. Красавица прижимает розу к груди, к самому сердцу.

Гонец(вставая с места, говорит нараспев). Солдаты сжигают письма, крадут мешки с почтой, желая найти послания, где говорится о сокровищах. О, проклятая война! Муж не ведает ничего о жене, отец о сыне, нет ярмарок, люди спят на земле, и страх служит им подушкой — все забывают, как надо стелить постели. Люди в герцогствах совсем потеряли рассудок, короли бродят неприкаянные по дорогам, никто не сеет хлеб. Несчастные скитальцы несут с собой огонь, боясь, что скоро потухнут последние очаги; в почтовых голубей пускают отравленные стрелы.

Донья Инес. Обо мне никто тебя не спрашивал? Ведь слова можно спрятать глубоко в тайник памяти среди тысяч других слов, и никто не сможет украсть их.

Гонец. Да, мне говорили о вас!

Донья Инес(подбегает к нему, берет за руки). Где это было, каков он, назвал ли свое имя, сказал ли, откуда приехал? Подожди, не отвечай сразу, подумай, вспомни хорошенько! Смотри не ошибись и не введи в заблуждение меня! У солнца и луны свои пути!

Модеста. Наш гонец всегда приносил правдивые новости. Вспомни, как он предупредил нас о приезде миланца, и тот вскоре появился тут: щедрый господин в белой шляпе.

Донья Инес. Какая еще белая шляпа? Я таких не знаю. Тот единственный, на ком остановился мой взор, — флорентиец из Италии.

Модеста(удивленно). Как ты догадалась? Кто тебе подсказал?

Гонец. Вы слышали? Кто сказал, что это случилось во Флоренции?

Донья Инес. Разве могу я не знать, где светит солнце моего сердца?

Модеста и гонец переглядываются, пораженные ее предвидением. Донья Инес краснеет и целует розу.

Гонец. Он подошел ко мне и спросил, не состою ли я гонцом земель Пасо-де-Вальверде и Ла-Торре-дель-Вадо. Сей господин показался мне знатным сеньором — я обнажил перед ним голову и ответил «да». Он высок, смугл и темноволос и, однако, весьма изящен: борода подстрижена и расчесана на две стороны, как это принято в тех краях. Флорентиец спросил, не можем ли мы поговорить во внутреннем дворике, и я согласился. Во время нашего разговора сеньор два или три раза вытаскивал свои часы. Посерьезнев, господин сказал: «Передай известной тебе особе, моей златокудрой повелительнице, что, лишь только откроются пути для любовных посланий, я напишу ей и отправлю в письме все цветы из сада моего сердца». Затем он поднес к губам кончики пальцев и послал воздушный поцелуй.

Донья Инес. О мой Фелипе, любимый, ты так далеко! Он не сказал тебе, что его зовут Фелипе?

Модеста. У него, должно быть, не хватило на это времени. Если он все время глядел на часы, значит, наверное, спешил куда-то по важному делу.

Донья Инес. Неужели есть для него на свете что-нибудь важнее, чем я? Он доставал часы, гонец?

Гонец. По крайней мере раз девять за нашу беседу.

Модеста. Мужчины вечно заняты неотложными делами.

Донья Инес. Как он это делал, гонец?

Гонец(вытаскивая из кармана своего жилета большие серебряные часы и поднося их к уху). Вот так. Девять раз подряд.

Донья Инес. Дай мне твои часы! (Берет их и слушает, как они тикают. Роняет на пол розу. Сложив ладони лодочкой, держит в них часы гонца возле уха.) О, сердце, ты полно любви, ты скачешь от радости, я хорошо слышу твое биение!