Человек-комбини - [8]

– А давайте в следующий раз соберём побольше народу? – предложила Михо. – Вот и Юкари вернулась домой. А как насчёт Сихó?

– О да!.. Было бы круто!.. Давайте! – отзываемся мы все хором.

– Все приведут мужей и детей, и опять закатим барбекю!

– Классная мысль! Заодно и дети подружатся.

– Да… Здорово, – вздыхает Сацуки с лёгкой завистью в голосе.

– А вы детей заводить не собираетесь? – спрашивает у неё Юкари.

– Собираемся, конечно. Да что-то природа не торопится нам помогать. Думаем обратиться к специалисту… Понимаешь?

– А то как же, – кивает Михо. – Сейчас самое время!

Сацуки уставилась на сладко спящего ребёнка Михо, и мне почудилось, будто я слышу, как утробы обеих подруг поют в унисон.

Тут Юкари, кивавшая с ними за компанию, перевела взгляд на меня.

– А ты, Кэйко, всё не замужем?

– Пока нет…

– Да ну?! И что, до сих пор маячишь в комбини?

На пару секунд я задумываюсь. Моя младшая сестрёнка уже объясняла мне, что в моём возрасте оставаться без мужа и без постоянной работы как минимум странно. Но умалчивать что-либо перед подругами, которые и так знают правду, смысла нет, и я киваю:

– Ну да, всё там же…

Ответ мой, похоже, приводит Юкари в ступор. И я поспешно добавляю:

– С моими болячками я для серьёзной работы не гожусь.

Старым друзьям я давно уже «скармливаю» легенду о том, что страдаю от хронического недуга, отчего и вынуждена подрабатывать в магазине, а не служить в приличной конторе. А в магазине говорю, что у меня больные родители, за которыми нужен уход. И ту и другую отмазку сочинила для меня сестрёнка.

Не иметь серьёзной работы, пока ты юн, – картина вполне обычная, и лет до двадцати пяти мне не приходилось за это оправдываться. Но годы шли, все мои ровесницы заняли в обществе «приличные места» – кто вышел замуж, кто устроился на постоянную работу, – и только я до сих пор не сделала ни того, ни другого.

Все, кто со мной общается, наверняка чувствуют в моих объяснениях некую недомолвку. Ну разве не странно – говорить о слабом здоровье, а в магазине каждый день проводить на ногах часы напролёт?

– Кэйко! А можно странный вопрос? У тебя, вообще, это… ну, был кто-нибудь? – спрашивает Сацуки словно бы в шутку.

– Был?

– Ну, встречалась ты с кем-нибудь или нет? Просто ты сама никогда ни о чём таком не рассказывала.

– А!.. Не, этого не было, – признаюсь я машинально.

Все умолкают. И обмениваются оторопелыми взглядами. Ах да, вспоминаю я запоздало. Даже если на самом деле у меня никого не было, я должна ответить что-нибудь таинственное, скажем: «Ну да, в целом было неплохо, но я не умею как следует выбирать мужиков». Такой ответ создаст впечатление, что переспать-то я точно с кем-то переспала, но ничего конкретней сказать не могу, ведь то была супружеская измена или что-то вроде. Этой премудрости меня также научила родная сестрёнка. «На все личные вопросы отвечай как можно абстрактнее, и тогда собеседник истолкует всё так, как ему больше нравится», – наставляла она. Но я всё профукала.

– Знаешь, у меня самой куча подружек-лесби, и я прекрасно их понимаю… Или ты временно асексуальна? Такие тоже бывают! – говорит Михо, чтобы как-то загладить неловкость.

– Да-да, сейчас таких всё больше, – подхватывает Сацуки. – Молодёжи, там… и прочих, кому это вообще не интересно…

– Им, кстати, тоже очень трудно совершить каминг-аут, – добавляет Юкари. – Я про них передачу смотрела.

Опыта половой жизни у меня нет, а сексуальность свою я никогда толком и не осознавала. Просто никогда ею не интересовалась. И хотя никаких мук от этого не испытывала, окружающие то и дело зачем-то принимались мне сострадать.

Даже если бы я и мучилась от каких-нибудь комплексов – вряд ли это можно было бы описать так банально, как это выходило у них. Но те, кто проявляет подобное «сострадание», никогда не задумываются о чём-либо по-настоящему глубоко. Таким людям хочется придать чужим комплексам ту форму, которая понятна прежде всего им самим.

Вот и в детстве, когда я огрела одноклассника совковой лопатой, все взрослые наперебой стали рассуждать о том, что у меня дома «неблагополучная обстановка». Никаких оснований для этого у них не было. Просто, если объявить, что я – жертва домашнего насилия, моё поведение сразу станет ясно как день, люди успокоятся, сомнения исчезнут. И уже поэтому я просто обязана это признать.

Чёрт… Что же их вечно так тянет поскорей успокоиться?

– В общем, здоровье у меня пошаливает, вот и всё! – повторила я на автомате отмазку, к которой сестрёнка советовала мне прибегать первым делом в любой затруднительной ситуации.

– Ну да, ну да, хроническая болезнь – не шутка. Как же тебе, наверное, нелегко…

– И давно это у тебя? Как вообще самочувствие?

Скорей бы вернуться в комбини, думаю я. Туда, где тебя ценят и берегут как одного из незаменимых работников, безо всех этих великих сложностей. Где совсем не важны твои возраст, пол или национальность. Где все, кто надел униформу, превращаются в равных существ одного и того же племени – homo kombini.

Гляжу на циферблат – три часа дня. Мои сотрудники вот-вот снимут кассу, разменяют в банке купюры – и начнут раскладывать на полках только что доставленные грузовиком пакеты с хлебом и коробки с бэнто.