Человек из ночи - [33]

— Трудно? — спросил он.

— Терпеть можно, — улыбнулся я в ответ.

— Мы прошли километров пятнадцать. К ночи, иншаллах, пройдем еще не более десяти. Стало быть, трое суток будем в пути. Ведь вы говорили, до тех оазисов километров семьдесят — восемьдесят?

— Да, потому что мы летели туда около получаса.

— Если вы ошиблись и через трое суток не выйдем к оазисам — вернемся… — сказал Хаджибаев. — И пусть ваше «открытие» потом проверяют специалисты географы! — Он усмехнулся. — А я рисковать не хочу. Дальше двинемся в шестнадцать ноль-ноль.

Хаджибаев был в недавнем прошлом кавалеристом и в погонях за басмачами не один раз углублялся в Каракумы. Он любил выражаться по-военному…

…О путешествиях в пустынях рассказывалось много. Поэтому я не буду описывать дальше нашу экспедицию в пески «адам-крылган». Скажу только, что продолжалась она восемь дней; что мы добрались до зеленых долинок среди сыпучих песков, увиденных мной и Родионом Павловичем Поповым во время памятного полета и встречи с «афганцем», в существование которых никто не поверил, в том числе и Хаджибаев; что обратный путь был тяжек для людей и особенно вьючных животных, хотя шли они налегке, — два ишака погибли.

В обследованных оазисах саранчи мы не обнаружили. Но жизнь там кипела вовсю. Там гнездились утки, было много фазанов и разных мелких пичужек, и сочная трава, и заросли кустарников.

Откуда же взялись в барханных песках вода и благодаря воде жизнь?

Лишь вернувшись в Москву, я догадался, откуда. Но об этом после. А сейчас еще об одной истории.

ЭХО СТОЛЕТИЙ

Из Чарджоу наше звено «Р-5» вызвали в маленький городок Мерв[5] и дали поручение вести авиаразведку саранчовых «кулиг» по долине реки Мургаб.

Вечером в день прилета в Мерв в школу, где мы разместились, пришел московский профессор Николай Сергеевич Щербиновский, главный энтомолог республиканского штаба. Высокий, сухощавый, с немодной тогда округлой «шкиперской» бородой, одетый в парусиновый костюм, в брезентовых сапогах и тропическом шлеме, с планшетом через плечо, он имел вид «настоящего» путешественника.

Впрочем, Щербиновский и был таковым. Крупнейший специалист по насекомым-вредителям, и особенно саранчовым, он объездил Среднюю Азию и Закавказье, несколько раз побывал в Афганистане, Персии, Турции… О своих приключениях в экспедициях в труднодоступные районы, — а именно там он изучал гнездовья саранчовых, — Николай Сергеевич рассказывал красочно и увлекательно. И может, именно его рассказы студентам в научном биологическом кружке Московского университета побудили меня попроситься два года назад на работу в опытную авиаэкспедицию по борьбе с азиатской саранчой в плавнях Сырдарьи.

На этот раз профессор Щербиновский не предавался воспоминаниям. Он придирчиво выспросил у нас обо всем увиденном во время полетов в восточной Туркмении, а потом осведомил о положении на «саранчовом фронте» в республике.

Он сообщил, что к концу августа борьба с залетевшими в Туркмению стаями шистоцерки, как говорят, «в основном» была закончена и увенчалась успехом. Большого урона посевам и садам налет не принес. Победили организованность, широкое участие населения.

— Теперь, — сказал в заключение Щербиновский, — очень важно найти не обнаруженные еще стаи шистоцерки в малонаселенных местах, потому что скоро она начнет откладывать кубышки. Поэтому ваша задача — обследовать окраины Мургабского оазиса до афганской границы. Начинайте полеты с завтрашнего утра. На одной из машин и я полечу наблюдателем.

С восходом солнца мы зашагали на аэродром. Улицы городка были еще пустынны и тихи. Слышалось даже журчание воды в арыках. За последними домиками окраины открылось поле, поросшее чахлой полынью и кустиками злаков. На этом поле и стояли два наших «Р-5», привязанные расчалками к штопорам. Серая, растрескавшаяся земля то тут, то там скрывалась песчаными наносами. Длинными языками они тянулись с северо-востока, где пески заполнили все. Пустыня наступала оттуда.

Рогатые ящерицы, выползшие погреться, при нашем приближении, мелко-мелко задрожав, топили себя в песке.

Щербиновский шел молча. Потом показал рукой на коричнево-желтые холмики в двух-трех километрах от «аэродрома». Они четко выделялись на фоне песчаного раздолья.

— Развалины древнего Мерва, — сказал он. — Давным-давно это был огромный город. Видимо, самый крупный во всей Средней Азии. Важнейший торговый центр. Почти миллион обитателей. А вокруг расстилались плодородные поля. Чингисхан взял город и отдал его на разграбление. Все жители были уничтожены. Все! Миллион… Дома сожжены или разрушены. Оросительные системы повреждены. И тогда сюда пришла пустыня…

Щербиновский помолчал немного и продолжал:

— И может быть, именно потому, что здесь, на Мургабе, и по всей Южной Туркмении, вдоль горной системы Копетдага, на востоке по Амударье и Кашкадарье, в Узбекистане по Зеравшану и Сырдарье, — везде испокон веков, столетия — нет, тысячелетия, было развито земледелие, было много зелени, — сюда и привыкла лететь саранча из голодных иранских и афганских нагорий! Своим инстинктом она «знала», где есть пища.

…Самолет со Щербиновским стартовал первым и взял курс на юг, к Иолотани. Мы с Родионом Павловичем Поповым получили задание облететь северную часть Мургабского оазиса по границе его с Каракумами.