Человек из красной книги - [114]

Они снимали ей повязку вместе, бабушка и дедушка. За исключением небольшого светового пятна, выловленного левым глазом Авроры Царёвой, никакого другого света не обнаружилось. Всё остальное было либо мутно-серым, либо беспросветно чёрным. Но, как ни странно, девочка отчасти к этому была готова. Все те месяцы, пока Цинки готовили её к удалению наглазных бинтов, Адольф Иванович занимался с внучкой рисованием и лепкой из пластилина. За это время он изучил массу тематической литературы и пособий для работы со слепыми и слабовидящими детьми, консультировался со специалистами, посещал специальные отделения и школы для обучения детей, утративших зрение, он вникал в особенности детской психологии, вычислял правильных детских психологов и выслушивал их, после чего сопоставлял их слова с советами других и делал собственные выводы. И всё для того, чтобы максимально скомпенсировать потерю зрения своему единственному ребёнку, дав Аврошке шанс продолжить воспринимать пространство и предметы как часть живого и чувственного мира.

К моменту погружения в темноту без повязки она уже многому научилась. Рисунки из плоского пластилина, процарапывание по картону, классическое рисование с использованием лишь ярких линий и пятен, работа с восковыми мелками и даже бисероплетение, занимавшее время юной художницы ещё в большей степени, чем рисование и лепка. Развитие осязания и ощущение цветовой температуры – именно на них делал упор Адольф Цинк, неустанно занимаясь с Авророй и достигнув в этом немалого успеха.

– Смотри, – говорил он внучке, – твои пальцы, самые чувствительные их кончики, они как будто скользят по рельефу твоей работы, они словно улавливают тончайшие, едва ощутимые нюансы и переходы фактуры одной поверхности в другую, линии – в пятно, провала – в очередной подъём, низменности – в возвышенность, грубоватого – в более нежное и гладкое. И никто на свете, кроме тебя, не может подобного чувства испытать, только ты, только твои живые пальцы с их внутренним зрением, и только твоё художническое воображение.

Она старалась, очень. Ей, юной художнице Авроре Царёвой, хотелось догнать эти линии, эти бесчисленные изгибы и повороты, эти краски и цвета, что убегали от неё, растворяясь вне границ небольшого, слабо видимого светового пятна и больше не улавливаясь ни оставшейся чернотой, ни привычной мутноватой дымкой.

Она боролась, как умела – так, как об этом просил её дед. Бабушка в этом смысле мало чем могла помочь. Бабушка больше заботилась о порядке в доме, о еде, чистоте и о том, чтобы все Цинки были любимы друг другом и обихожены ею не хуже остальных добрых людей, зрячих и незрячих.

Когда пришёл срок, Цинк отвёл внучку в специальную девятилетнюю школу для слепых и слабовидящих детей. Там её учили писать и читать, используя азбуку Бройля, ориентироваться в пространстве вне знакомых границ, а также выживать в ситуации самой непредвиденной.

К моменту окончания его внучкой школы Адольф Иванович Цинк, уйдя из «Иллюзиона», уже не первый год руководил изостудией для слабовидящих художников при Всесоюзном обществе слепых. Детей на занятия к нему привозили со всех концов Москвы, и к каждому ребёнку он старался найти подход, добавляя света черноте и мутному туману в их незрячих глазах.

Одной из лучших студиек была Аврора Цинк. Этот псевдоним она взяла сразу, как начала активно выставляться.

В 1991-м, вскоре после того, как Россия стала страной, слепая художница Аврора Цинк получила первую премию на проходившем в Женеве интерхудожественном конкурсе «Specart World», заработав 25 тысяч долларов. Сюжет картины, выполненной в смешанной технике, был несложен, но именно тем и поразил воображение членов международного жюри: космонавт в скафандре высыпает золу из урны в ямку, вырытую на поверхности неизвестной планеты. И название: «Лунное погребение неизвестного».

В этом же году 24-летняя Аврора и 68-летний Цинк прилетели в Крым, в Евпаторию. Там они наняли вертолёт, в Центре дальней космической связи, заплатив украинским военным запрошенную сумму, и, пролетая над Медведь-горой, высыпали содержимое урны, которую незадолго до этого Адольф Иванович извлёк из ниши колумбария Донского монастыря. Прах Евгении Адольфовны Цинк парил над небольшой поляной, усыпанной белыми цветами с мохнатыми звёздочками, и медленно опускался на неё, впитываясь в земной грунт, чтобы уже с его поверхности всматриваться в небесные дали, о встрече с которыми так истово мечтал Павел Сергеевич.

Они умерли почти одновременно, Адольф и Настасья Цинк, уйдя в один год. К моменту смерти ему было 84, ей – чуть больше. Прах умерших бабушки и дедушки Аврора поместила в семейную нишу колумбария, пустовавшую после изъятия оттуда урны матери. К моменту захоронения зрение Авроры Павловны Царёвой-Цинк было восстановлено если не стопроцентно, то, по крайней мере, около того. После операции по пересадке донорской роговой оболочки, проведённой в одной из немецких клиник, глаза её вновь обрели способность не только видеть, но и различать тончайшие оттенки цветов и красок, существовавших прежде лишь в придуманных ею образах. Там же, в Германии она издала прозаический сборник своей матери, назвав его «Человек с планеты эдельвейсов», куда вошли два эссе, четыре рассказа, повесть и сказка. Книга разошлась немалым тиражом, после чего была издана на родине автора.