Человек из красного дерева - [20]

Я рассмеялся.

– Ага, – сказал. – Знаем мы твоё золотое всеоружие.

Тут, в свою очередь, засмеялся Читарь, а Щепа нахмурился.

– Пошли вы к чёрту оба, – сказал он.

В доме Щепа сразу сел на табурет, вытянул длинные ноги, извлёк новую сигарету.

– Не кури, – попросил я, – по-людски прошу. Тут опилки везде.

– Вот именно, – ответил Щепа и попытался щёлкнуть зажигалкой. – В голове у тебя опилки. Как у Винни-Пуха из того мультфильма…

Но я успел раньше: выхватил из его пальцев зажигалку и сигарету из зубов, швырнул в угол; Щепа вскочил; мы сцепились.

Я был сильнее его, работал на фабрике и каждый день таскал тяжести, а он – нигде не работал.

А главное – духа не было у него, совсем, одни очертания остались.

Я хотел сломать ему руку или хотя бы палец – однако Читарь встрял и разнял нас; Щепу решительно оттолкнул к дальней стене.

– Ну спасибо, братишки, – ядовито проскрежетал Щепа, держась за мизинец, который я ему всё-таки повредил. – Встретили хлебом-солью!

– Просто не кури здесь, – сказал я. – Ещё раз попробуешь – я топор возьму и голову тебе расколю.

– Я нервничаю, – объявил Щепа. – Менты у меня были. Вчера. Тебя искали.

– Меня? – спросил я. – Зачем?

– Не знаю, – сказал Щепа с ненавистью. – Тебе виднее. Но менты серьёзные. Взрослые мужики с пистолетами.

– А почему к тебе пришли?

– Потому что ты у меня был прописан.

– Так я выписался давно.

Щепа задрожал.

– Но отметка осталась! – крикнул он. – Ты у меня двенадцать лет был прописан! Теперь они приходят и про тебя спрашивают. Имя твоё знают, и фамилию.

– Что за менты? – спросил я. – Павловские?

– Нет. Вроде московские. – Щепа гневно подкинулся. – Какая разница? Они мне весь день испортили! У меня – семинар на дому, йони-массаж, клиентка голая сидит, и сам я – тоже… Разгар работы… Выхожу в халате, а тут – двое с удостоверениями! А кто ты такой, а чем занимаешься, а паспорт покажи, а где твой друг Ильин Антип Иосифович? Я говорю: он мне не друг, дальний родственник, был прописан, потом уехал, куда – не знаю, давно его не видел, и видеть не хочу. Сидим на кухне. А клиентка моя из спальни мне сообщение на телефон пишет – ну где ты, я готова уже… Потом один из ментов пошёл в ванную, руки помыть, – а в ванной у меня лежит шлифовальная машина, моя собственная, недавно купил. Японская. Хорошая вещь. Мент выходит, машину выносит и мне подмигивает. Деревом, говорит, увлекаешься? Я тоже, говорит, увлекался в детстве, шкатулки резные делал, маме дарил на 8 Марта… А сам оглядывается, осматривается, не верит мне…

– Погоди, – сказал я. – Ты их фамилии записал?

– Нет.

– Они же показали удостоверения. Мог бы записать.

Щепа снова затрясся весь, лицо прыгнуло.

– Жить меня учишь? Сам подставил, а теперь ещё у тебя претензии?

– Я тебя не подставил.

– Добро! – весело сказал Щепа. – Значит, в следующий раз, когда они придут, – я молчать не буду.

Спор наш прервал Читарь; всё это время он стоял у окна и смотрел на белый джип.

– Дай ключи, – сказал он Щепе.

– Что?

– Ключи от машины дай. Прокатиться хочу. Триста лошадей! Такую мощь никогда не пробовал.

Щепа посмотрел на него с тоской.

– Господи, – сказал он, – вы оба сумасшедшие. Вообще, полностью. Психи клинические. – Он протянул Читарю ключи. – Не улети в овраг.

Читарь ухватил ключи и вышел, блестя глазами.

Возможно, он не расслышал ни одного слова из нашего нервного разговора, пропустил мимо ушей всех ментов с пистолетами, – или расслышал, но не придал никакого значения.

Заревел за окном двигатель белого джипа.

Мы с Щепой остались вдвоём.

Я подумал – и рассказал ему всё: как вломился к Ворошилову, как забрал голову, как он умер, и что я намерен делать дальше. И даже предложил ему спуститься в подвал.

– Ни в коем случае, – ответил Щепа. – Я не хочу ничего видеть, не хочу ничего знать. Вас всё равно поймают. И я тоже попаду под замес. – Он горестно махнул ладонью. – Столько сил потрачено, чтоб от вас сбежать, – а хрен там, не сбежишь. Раньше я вас просто ненавидел – а сейчас даже и ненавидеть устал. Нет такого слова, чтоб объяснить моё к вам отношение.

16

Я не дурак, я действовал очень осторожно.

Я провёл много месяцев в блужданиях по интернету.

Нашёл на острове Цейлон несколько коммерческих предприятий, продающих древесину ценных пород.

У них было всё: эбеновое, сандаловое дерево, заготовки любых размеров.

Килограмм стоил от пяти до тридцати тысяч долларов, цена сильно варьировалась в зависимости от размера заготовки.

Мне было нужно много материала, и необработанного: в идеале – очищенное от коры целое бревно с диаметром ствола не менее сорока сантиметров.

У меня был очень дорогой, редкий, эксклюзивный заказ огромной стоимости.

И я, желая снизить цену, пошёл дальше: изучил карту острова Цейлон и сумел, опять же посредством поиска в Сети, перепрыгнуть через головы торговцев и найти самих лесопильщиков, крестьян, древоделов – тех, кто живёт в цейлонских лесах всю жизнь и знает, где и какое дерево можно срубить и продать.

Ведь если в России всегда были и есть древоделы – то такие же были и есть на Цейлоне.

Теоретически почти все леса острова считались заповедниками и национальными парками. Для вырубки драгоценных деревьев требовалось разрешение властей и контроль с их стороны. Но практически – если в моём лесу, где жили мои деды и отцы, и где я сам живу, выросло дерево, которое можно срубить и дорого продать, – однажды я срублю его и продам, не спрашивая разрешения государства.