Человек и то, что он сделал… Книга 1. Накануне краха - [21]

Отсутствие конкуренции в сочетании с накручиванием вала за счет роста цен – начало приводить к росту издержек по всем производственным циклам, что так же тормозило экономический рост. В то же время – отказ от свободного ценообразования не давал повысить цены и скорректировать ситуацию – так начали появляться убытки.

Реформу нужно было продолжать, но в отсутствие заинтересованности в этом со стороны высшего руководства, самоуспокоенности – страна смирилась со все более низкими темпами экономического роста. Однако, внизу нарастало недовольство дефицитами и перекосами в снабжении – а наверху нарастала самоуспокоенность.

Реформаторская программа Рыжкова в первой своей итерации представляла собой продолжение именно косыгинских реформ.

Тем не менее, хочу обратить читателей вот на что – это единственная советская экономическая программа, которая дала именно тот результат, которого от нее ждали и с приемлемо низкими издержками. Страна до и после Косыгина – две разные страны. Было сделано именно то, что требовалось и получили то, что хотели. Лично у меня претензия к этой реформе одна – слишком мало было сделано для выхода с советскими товарами на внешний рынок, слишком мало сделали для организации совместных предприятий с дружественными странами, такими как Франция и Италия – да даже и в рамках СЭВ. Косыгин немного не дотянул до Дэн Сяо Пина. Немного – но не дотянул.

Хотя история ему – и Брежневу – еще воздаст. Видимо это была лучшая управленческая команда за все время существования СССР.

СССР перед Катастрофой: криминал

Одна из причин провала Перестройки, анализа которой я не встречал ни в одной книге, посвященной этой теме – это серьезная недооценка Горбачевым уровня криминализованности советского общества и отсутствие достоверной информации о степени проникновения криминала в общество и во власть в течение всего периода Перестройки. Горбачев не понимал, что позднесоветское общество имеет стойкие социопатические наклонности и привычки, а целые социальные группы в нем – имеют ярко выраженную уголовную сущность.

Криминализация советского общества – началась с использования Сталиным для перековки советского человека (а заодно и для обеспечения массового рабского труда) такого инструмента как ГУЛАГ. Значительная часть интеллигенции прошла ГУЛАГ, где познакомилась с уголовным миром. Блатные песни стали популярны как элемент контркультуры и фронды. После Сталина – на волю вышло огромное количество людей с криминальным опытом либо проведших какое-то время в заключении без вины.

Вероятно, государству и его исполнительному органу – милиции – удалось бы с этим справиться со временем. Но тут в ситуацию вмешался Никита Хрущев. Он заявил, что в советском обществе не должно быть преступности и к 1980 году мы увидим последнего преступника. Он даже на два года расформировал союзное МВД, решив, что больше милиция не нужна. Так в советской милиции начиналась эра укрывательства, сыгравшая огромную роль во всплеске преступности в девяностые.

Свидетельствует Леонид Словин. Он писатель, написал ряд художественных произведений о работе милиции и я приведу одно из них – «Бронированные жилеты». Учитывая то, что автор был начальником уголовного розыска Костромы, а затем начальником УГРО на одном из московских вокзалов – полагаю, мы можем воспринимать его книгу как полудокументальную.

– Встаньте, кто был наказан за то, что не смог раскрыть тяжкое преступление… – Фальцет начальника управления разносился по непроветренному гулкому помещению, где происходили обычно совещания оперативного состава.

По обыкновению, никто не поднимался. Таковых не было. Скубилин обманчиво-приветливо смотрел в зал.

– Нет таких?

– Не-ет!

Никого ни разу не наказали за то, что ему не удалось раскрыть кражу, грабеж, ограбление контейнера и даже убийство!

– А теперь встаньте, кого я наказал за укрытие преступлений от регистрации!

Заскрипели рассохшиеся стулья, паркет. Клубы для совещаний уголовного розыска снимали всегда наименее престижные, пустовавшие, чтоб не платить.

В разных углах зала поднимались оперативники. Московские вокзалы. Казанский, Курский – эти всегда шли первыми по числу укрытых. Киевский, Белорусский. Поднялась Рязань, линейное отделение на станции Бирюлево. Товарные станции с крупным оборотом грузовых перевозок, Брянск…

– Ну, ну… – Генерал подбадривал робеющих. Спектакль этот повторялся каждые полгода. – Не стесняйтесь!

Оперативники в разных углах зала продолжали подниматься, пока не встал последний, откуда-то из Унечи, у которого нашли несколько дюжин коммерческих актов.

Когда скрип паркета и стульев утихал, Скубилин говорил:

– Так зачем же вы укрываете? Если вы не дорожите собой, подумайте о ваших семьях! Ведь мы вас привлекаем и будем привлекать к уголовной ответственности… Не десятки. Сотни по Москве выгнаны с работы, арестованы и преданы суду! Я спрашиваю вас! Кому это нужно? Мне? Вам? Министру?

Спектакль никого не мог обмануть.

Критерием работы была раскрываемость: процент количества раскрытых преступлений от общего числа зарегистрированных.

Когда приходилось регистрировать нераскрытое преступление, даже начальство высокого ранга чувствовало себя так, словно подчиненные ставят перед ним чашу с ядом.