Человек и глобус - [77]

Я к у т и н (подавая руку). Якутин.

Л е н а. Объясните, пожалуйста.

Я к у т и н. Присядьте.

Л е н а. Если это необходимо. (Садится.)

Я к у т и н. Да. Посидите спокойно, поглубже подумайте о себе, о судьбе друга. Егор Трофимович, где у вас телефон?

У ш а к о в. В бухгалтерии.

Я к у т и н. Я вас оставлю. (Уходит.)

Л е н а. Понимаю: Задорожный нам не помог.

У ш а к о в. Но он проявил огромное усердие.

Л е н а. Отсюда ваш соболезнующий тон? Отеческие советы? Я перестаралась? О чем же еще думать?

У ш а к о в. По пути ли вам с Сергеем Николаевичем?

Л е н а. Что?! (Пауза.) Вероятно, я поступила бездарно… Ликуйте! Я, как могла, поддерживала в нем веру в себя, его надежды на будущее. (Подходит.) Я тоже должна торжествовать над его неудачей? Виноват ли он? Послушный, примерный исполнитель… Пусть виноват, а потерять я его не могу, не хочу. Гениальных людей так мало!

У ш а к о в. Достаточно, чтобы он всегда проявлял простую мужественность.

Л е н а. Да!.. Но сейчас вы согласитесь очутиться на его месте?

У ш а к о в. Добровольно? Нет. Хотя в жизни и я могу с размаху влететь в какой-нибудь тупичок. Побольнее разбить лоб. Но думаю, что моя жена не станет при этом приплясывать или впадать в неутешное горе. Мы с ней начинали с того, что, отправляясь в свадебное путешествие, приехали в Заливино, в покосившуюся, старенькую избенку.

Л е н а. Разве мне нужно какое-то необычайное счастье? Довольно одного — пусть Сергей прочно встанет на ноги… Ах, что будет, если через несколько лет он начнет считать себя неудачником, начнет тяготиться мною, проклинать судьбу?..

У ш а к о в. Ну, тогда и вы будете… взрослее и сильнее.

Л е н а. Вы правы… А сейчас? Как быть? Как?

У ш а к о в. Рецепт найти трудно.

Л е н а. Странно. Вы скупитесь на прописные истины. Да мне их и не надо. (Как бы сама себе.) Мы же годами увлекались приятным самообманом. Думали, говорили сами себе, что мы талантливы, прекрасно знаем жизнь, нужды, надежды людей. А выходит… Но ведь у нас принимали проекты, поздравляли, пророчили светлое будущее. (Пауза.) Когда вы встретили свою будущую жену, ведь вы хотели, чтоб она отличила вас от остальных? Вы стремились быть самым хорошим? Так и я. Так и Сергей. А выходит, мы позировали друг перед другом. Я ведь тоже бралась за проекты. А что я сделала полезного, ценного?

У ш а к о в. Скажу еще раз: вы очень мужественны.

Л е н а. Я совсем не хочу, чтоб через год мое имя красовалось в объявлении о разводе.

У ш а к о в. Вы же любите Сергея.

Л е н а. Буданцев утверждает, что нет.

У ш а к о в. Он говорил так, желая вам добра. И говорил, вижу, не напрасно.

Входят  Я к у т и н  и  Т и х о н о в.

Я к у т и н (Тихонову). Вид у вас на редкость нелюдимый. Как настроение?

Т и х о н о в. Бежать без оглядки.

Я к у т и н. И у меня такое же. Но условимся: я уеду прежде, а вы — попозже… Могу я надеяться, что вы подружитесь с Буданцевым? Что ему сказать?

Т и х о н о в. Я готов с самим сатаной обниматься. Но если… если этот…

Я к у т и н. Ну, нашли препятствие! Ручаюсь — он к вам близко не подойдет. Руку?

Т и х о н о в (колеблясь и стараясь не смотреть в сторону Лены). Обещаю.

Я к у т и н. Благодарю. Пойдем, Егор Трофимович, навестим Буданцева.

У ш а к о в. Он ждет, волнуется.

Якутин и Ушаков вышли. Молчание. Вошла  Д а ш а, одетая в дорожный костюм.

Д а ш а (увидев Лену, отпрянула назад). Простите. (Ушла.)

Т и х о н о в. Кто тебя просил обращаться за содействием к Задорожному? «Цыпленок»?..

Л е н а. Ты оскорблен, унижен?

Т и х о н о в. Лена!

Л е н а (устало). Если в тебе говорит только самолюбие, то ты ничего не сделаешь. Я перестала в тебя верить. Ты пуст и никогда не имел таланта. Ты маленький, несчастный чиновник. Не художник, а делопроизводитель.

Т и х о н о в. Лена! Я ничего не понимаю. Ты для меня совершенно новый человек.

Л е н а. Чужой, ненавистный?

Т и х о н о в. Пока мне только больно. Нет, нет! Я не так плох. Поверь этому. (Пауза.) Я остаюсь. Меня уволят — прекрасно. Станут прорабатывать, приклеивать мне ярлычок бездарного архитектора — чудесно. Поделом. Я был таким. Ничего не видел дальше своего носа. Тебя это страшит? Ты этого не ждала? Ты бы хотела, чтоб я остался прежним. Тем, кого ты, кажется, любила.

Л е н а. Зачем ты так говоришь?

Т и х о н о в. Пусть между нами будет одна правда. Ты начала — позволь мне закончить. Я пойду новой дорогой. А начальству ты передай, что под их хитроумным руководством из меня действительно вырастал многообещающий творец эрзацев. Чиновник. В этом ты права. (Пауза.) Людям смертельно надоели премудрые доброжелатели, которые втравливали колхоз то в одну, то в другую благоглупость. И еще я преподнес им с апломбом плоды своего прожектерства. Господи, умереть можно! Что стоят одни чуть не венецианские окна! Отсутствие подполья. Надворные постройки в виде замков сквозного ветра. О, здешние колхозники еще тактичные, вежливые люди! Они старались не замечать мою наготу. Ну, а ты разнеси весть об этом пошире. Знакомые тебя не осудят… Ведь предел глупости — связать свою судьбу с цыпленком…

Л е н а. Если я тебя обидела — прости. (Пауза.) Мне тоже нелегко… И я не разлюбила тебя. Беда, что мы мало говорили откровенно, а если говорили, то не о том. Признайся: мы оба чуть-чуть рисовались друг перед другом, убеждая сами себя, что нам все нипочем, все достижимо, легко и просто. Тебе стыдно? Не пугайся.