Человек дарует имя - [2]

Известный русский путешественник Г. Е. Грумм-Гржимайло подметил, что «…китайцы, а вместе с ними, как кажется, и киргизы, вообще же весь пришлый в Джунгарии элемент ее населения, и в действительности не различают их (кулана и дикую лошадь. — В. К.) между собой». И далее: «Китайцы всех Asinus и Equus przewalskii безразлично называют «ие-ма» или «я-ма», что значит — дикая лошадь;…монголы, называющие Asinus onager — хулан, имеют особое название и для дикой лошади — «такы гурасын». Таким образом, из всех народов Центральной Азии едва ли не у одних только западных монголов (торгоутов) и некоторых алтайских племен существуют различные наименования для этих животных».

И вот логические заключения, вытекающие из вышеизложенного.

Вывод первый. «Не доказывает ли это, что дикая лошадь уже в исторический период не заходила за пределы современного распространения…»

Вывод второй, «…и что из всех кочевников Центральной Азии только западных монголов… можно было бы отнести к коренным обитателям Джунгарии?»

Вывод третий. «Отсюда же явствует, что и все летописные сказания о существовании диких лошадей в Да-цзи и остальной Гоби относятся не к ним, а к диким ослам, населяющим и ныне все эти местности».

Как видим, выводы из простого, казалось бы, наблюдения весьма интересны и значительны.

Пара «осел и лошадь» снова встретится нам, если углубимся в историю древнейших государств Ближнего Востока. «Аншу-кур-ра», ослом Востока, окрестили лошадь хетты, и их нетрудно понять. Ослы — и верховые, и пахотные, и вьючные — были уже старожилами Передней Азии, когда в этих краях появилась неведомая прежде домашняя лошадь, во многих отношениях сразу составившая ослу сильнейшую конкуренцию. А пришла она сюда, как то однозначно явствует из прозвища животного, с Востока, точнее, с центральноазиатских нагорий, где впервые была приручена и одомашнена.

А вот пример того, как имя животного приоткрывает завесу над древними обычаями и верованиями. Тибетское имя дикого яка — «джугмау-яб», отец хвостов: предполагают, что ячьи хвосты в старину ценились местным населением как амулеты.

Другой пример уведет нас в область бытовых и хозяйственных потребностей древнего народа. На языке эвенков слова «лодка», «дупло» и «клюв» — родственны. А дятла они называют хиптахири, делателем лодок. Считают, что у эвенков это — языковое наследство от более древнего прибайкальского населения. И напрашивается закономерный вывод о том, что первые лодки в этих краях изготовляли по дятловому методу, то есть выдалбливали из цельных древесных стволов.

И наконец, еще одно любопытное наблюдение. Речь пойдет о сороконожке. Во всех европейских странах этих членистоногих именуют либо стоножкой, стоногой, либо тысяченожкой, просто многоножкой, но нигде сороконожкой. Нигде, кроме как в России. Но, правда, и у турок животное тоже сороконожка, кыркыйак по-турецки. А все дело в том, что число «40» у народов Востока было непростым, с ним связывались мистические представления. По-видимому, русские переняли особое отношение к этому числу. Мистические покровы с него были при этом в значительной мере сняты, но все же «40» заняло на Руси весьма почетное место: «сороками», например, в старину меряли.

В Толковом словаре русского языка В. И. Даля по этому поводу сказано следующее:

«Сорок, четыредесять, четыре десятка. Встарь считали сороками: первое сорок, другое сорок и пр. По преданию, в Москве 40 сороков церквей (1600), но их только около тысячи… Соболь поныне продается сороками или сорочками…»

Конечно, не случайность — сорокоуст, сорокадневный молебен за упокой души умершего, и сорочины, поминки на сороковой день по смерти.

Интересна история происхождения слова «сорок». Вначале оно обозначало мешок, рубаху (сравните — сорочка), позднее — мешок с сорока соболями из-за обычая продавать соболей, вкладывая в один мешок именно это количество шкурок, поскольку оно потребно для пошива полной шубы. Еще позже «сорок» стало числительным и легло в основу имени насекомого.

Вот как много интересного могут рассказать имена животных не только о них самих, но также об истории, обычаях, языке того или иного народа.

А теперь поговорим подробнее о различных принципах называния «братьев наших меньших».

Итак, человек дарует имя…

По одежке…

Давно и метко подмечено в народе, что незнакомого человека только провожают по уму, а встречают все-таки в большинстве случаев по одежке. Со своей стороны добавим: и величают тоже. Это когда других особых примет не имеется.

Чтобы не ходить далеко за примерами, вспомним хотя бы всем хорошо знакомую очередь. Как, скажите, в этой очереди ориентироваться, если вдруг понадобится отлучиться на минуту-другую? По одежке, конечно! Для этого ведь вовсе не требуется заглядывать в паспорт впереди стоящего или донимать незнакомого гражданина нетактичными расспросами. Вот и слышится в очереди наперебой: «Я занимала за мужчиной в сером костюме»; «А вы, извиняюсь, где стояли?» — «Я-то? За той девушкой в красной косынке». Не правда ли, очень просто и удобно!

Примерно таким же нехитрым способом поступали зачастую наши предки, когда им доводилось сталкиваться с неведомыми доселе зверем, птицей, рыбой или насекомым и следовало их как-то для распознавания обозначить, отличить от всех прочих. Какого цвета на тебе, дружище, кафтан? Зеленого? А может статься, голубого? Или — белого? Ну так и зовись отныне в полном соответствии со своим одеянием — или