Человек Чубайса - [45]

Разве я не достоин этого? – спрашивал себя Трубников, безуспешно пытаясь найти выход из крутой, шумной, прихотливо извивающейся улочки, все время впадающей в какие-то тупики. Устав, он резко остановился и прямо на него налетел все тот же усатый турок со злым лицом. Упорно ходил, наверное, за белым человеком, надеялся на бакшиш.

– Эй! Как я пройти к хороший отель? – воспользовался случаем Трубников. Слова он старался выговаривать так, чтобы было понятно для турка. Для большей ясности он даже помахал рукой. И остолбенел, когда турок по-турецки ответил:

– Tuda tebe zachem, pidaras?

Выбравшись на центральную магистраль, ошеломленный Трубников остановил такси. Плевать он хотел на отель. Стамбул не тот город, где можно чувствовать себя в безопасности. Он знаками показал водителю – в аэропорт. Водила не сразу понял, тоже ведь турок, тогда Трубников, сопя, изобразил руками крылья и загудел. На этот раз турок понял, но по-своему:

– Na-ta-sha?

– К черту этих Наташ! – испугался Трубников, поняв, что ему предлагают проститутку. И хотя чисто рефлекторно пустил слюни, снова изобразил крылья и легкое гудение.

– Angel? – догадался турок.

– Samolet, черт возьми! Хочу лететь! Далеко! Я есть лететь самолет, давай ехать в аэропорт.

Такая трудная фраза Трубникова доконала, но хитрый турок каким-то образом постиг истину, и уже к вечеру этого изнурительно тяжелого и нервного дня Трубников оказался в маленькой арабской стране.

Маленькая страна лежала на берегу прозрачного теплого моря, щетинилась пальмами и сладко пахло водорослями, кокосами, песками и нефтедолларами.

Переночевав в прекрасном отеле, полном уюта, прохлады и невидимой, радующей сердце и никому не мешающей музыки, Трубников неторопливо спустился на просторную, почти пустую террасу, где на завтрак ему подали ломтики золотистого хорошо прожаренного мясо и вообще всячески выказали приязнь и уважение.

Трубникову это понравилось.

Наверное, нога русского человека тут еще не ступала, подумал он. Наверное, тут еще не слышали о гениальном изобретении Калашникова. Это, наверное, тихая страна, принимающая только воспитанных европейцев.

Когда Трубников вошел в бесшумный лифт, чтобы спуститься к морю, за ним шагнул в лифт жирный немец в совершенно нелепой одежде – то есть в черных спортивных брюках и в черной майке без надписей. Даже трусы на немце были, наверное, черные. В правой руке непонятный немец держал черную шляпу, причем странно держал – прижав к животу. Под такой большой шляпой можно спрятать все, что угодно, нервно подумал Трубников. Даже автомат Калашникова. Правую руку при этом странный немец прятал в кармане. Улыбнувшись немцу, Трубников доброжелательно спросил:

– Down?

– Сам ты, блин, даун! – ответил немец по-русски.

В тот же день Трубников в инвалидном кресле на колесиках оказался на борту быстроходного пассажирского лайнера за которым в свете плоской Луны летела по ночной Аравийской пустыне энергичная тень.

Утомленные пассажиры спали.

Пустыня внизу была однообразно желтой.

Потом взошло солнце и пустыня сменилась столь же однообразным, только зеленым по цвету океаном.

Иногда самолет где-то садился, тогда Трубникова заботливо вывозили в тенистый тропический сад или в прохладный ресторан аэропорта, и вкусно кормили и поили, как настоящего калеку. А он улыбался, терпел и упорно стремился в старинный индийский город Бенарес (Варанаси), здраво раскинув, что, потеряв его следы, русскоговорящий гид проклятая клонированная овца Наташа вряд ли все-таки решится одна полететь в Индию. Она, наверное, просто сдала билеты, удовлетворившись полученной суммой.

Трубников старался не покидать спасительного инвалидного кресла.

Не зная языков, не имея русскоговорящего гида, боясь заблудиться в чужих аэропортах, в стамбульском аэропорту он представился инвалидом. Он уплатил большие деньги за то, чтобы его считали инвалидом. Благодаря большим деньгам, к нему приставили милую стройную служительницу, кажется, малазийку. Он оплатил ее проезд до Бенареса и обратно. Она заботливо покрывала его якобы искалеченные ноги легким пледом и выкатывала его якобы искалеченное тело на стоянках в тенистый тропический сад или в зал прохладного ресторана, и страшно удивлялась, когда инвалид Трубников, пыхтя и пуская слюни, пытался ухватить ее за какое-нибудь укромное малазийское местечко. Впрочем, на порученного ей пассажира стюардесса не обижалась: во-первых, ей действительно хорошо заплатили, во-вторых, как обижаться на человека столь придурковатого, что перевозить его приходится в инвалидном кресле?

Трубников упорно летел в Бенарес.

Он дал себе слово, что непременно доберется до этого города.

Он надеялся, что Бенарес (Варанаси) будет напоминать беспорядочный муравейник, а он, Трубников, хотя и пестрый муравей (он всегда носил яркие малиновые костюмы), но вряд ли будет сильно выделяться в таком городе. В Бенаресе день и ночь кишит бесчисленная толпа, думал он, перемешанная со смиренными коровами и дерзкими обезьянами, наверное, в Бенаресе нельзя выжить, не зная хоть какого-то языка, тем более попасть туда без языка невозможно, – вот почему он и оформил международные документы на инвалидное кресло.