Человек человеку - друг - [5]
Утром девушку уже тянуло поскорее в цех, чтобы ещё и ещё раз проверить своё растущее умение. И постепенно из ученицы, которая изо всех сил старается действовать быстрее, чтобы поспеть за другими, она превращалась в настоящую мастерицу, работающую будто бы и неторопливо, а на самом деле быстро, будто бы небрежно, а на самом деле с величайшей, незаметной для постороннего глаза тщательностью.
Меньше чем через год Валя уже посылала матери столько, что осиротевшая семья вздохнула полной грудью. «Спасибо тебе, теперь на всё хватает, не надрывайся, родная, думай о себе! Все соседи мне завидуют, что у меня такая добрая дочка», - писала ей Зинаида Васильевна. Но Валя и не думала надрываться. Вступал в силу закон мастерства. Чем глубже вникала она в дело, чем выше поднималась её выработка, тем легче ей работалось, тем меньше чувствовала она усталость.
К этому времени товарки по цеху заметили у молодой работницы и ещё одну черту, к которой разные люди отнеслись по-разному. Работница, на щеках которой, как казалось, ещё сохранялся деревенский загар, вдруг неожиданно оказалась очень требовательной, или, по-старому, по-фаб-ричному говоря, «горластой». Неодинаково относится человек к недостаткам, мешающим ему. Одни стараются недостатки не замечать, авось, мол, всё как-нибудь само собой исправится, другие отворачиваются от них с надеждой: «Я, мол, за тобой не заметил, а потом ты мне тоже потачку дашь», а третьи, движимые желанием всё исправлять и улучшать, говорят обо всём, что им кажется неправильным, несправедливым, мешающим делу, прямо в глаза, не боясь причинить человеку неприятность.
Ещё с детских лет Валя поступала, как эти третьи. Недаром и звали её в деревне: «Ёжик». Теперь её характер стал бурно проявляться в цехе. Чуть что не так, она тащит помощника мастера или мастера, устраивает ему при всех крупный, а иногда и шумный разговор.
- Поостереглась бы ты, девка, тебе ведь с ними не один день работать, - советовали ей иные умудрённые жизнью прядильщицы, про себя, однако, одобряя эту девичью нетерпимость.
- А чего мне стеречься, разве я не права?
- Права-то права. А всё же для чего против себя людей настраивать? Не лучше ли тишком да ладком?
- Раз права, какой разговор? Что положено, делай, и хорошо делай. А сердятся, ну и что ж, я за них замуж не собираюсь!
Валентина не унималась. На общих и на комсомольских собраниях частенько слышался её резкий, напористый голос. Ремонтировщики, помощники мастеров, мастера стали побаиваться шустрой, языкастой молоденькой прядильщицы, её смелых, насмешливых глаз, её острого язычка. «Настырная девчонка!» - говорили они. И на это прозвище пожилые доброжелательные люди обращали внимание девушки. Но Валентина, тряхнув своей каштановой косой, беспечно говорила:
- «Настырная»? Ну и пусть. Хоть горшком зови, лишь в печку не ставь! Мне ничего для себя не надо, но раз ты работу спрашиваешь, сам её показывай…
Это всегдашнее, как пошучивали на фабрике, состояние «холодной войны» с техническим персоналом, с теми, кого в цехе определяли общим словом «администрация», внесло в характер девушки новую черту: она всё время как бы чувствовала себя в обороне и была готова перейти в наступление.
- Ох эта девка с рыжим характером! - говорили мастера и, чего там греха таить, не раз под любыми предлогами старались сплавить «настырную» девчонку на участок соседа.
Валю переводили с комплекта на комплект, но она и не думала сдаваться: нет, не па такую напали! И смеялась над теми, кто советовал ей утихомириться, учиться жить со всеми в ладке.
- Нынче, тётеньки, божьи-то коровки не в моде. Тихий камень травой зарастает.
НЕОЖИДАННЫЙ СОЮЗНИК
Придя после очередной такой переброски на новый комплект, Валентина, оглядевшись, «послушав, о чём поют машины», как говорят текстильщицы, быстро заметила все недостатки: кое-где прозрачные столбики крутящихся веретён как бы вибрировали, кольца оказались заржавленными, тупо работал механизм останова.
- И вы это терпите? - удивлённо спросила она работниц.
- Да говорили уж, обещают поправить…
- Обещают? - спросила девушка, наливаясь тем непримиримым ко всему неслаженному, недоделанному, мешающему работе чувством, которое было определено в цехе как «настырность».
Через несколько минут она, держа в фартуке и в руках погнутые веретёна и бракованные кольца, решительно ворвалась в кабинетик своего нового, незнакомого ей ещё мастера. Ничего не сказав, она стала со стуком класть на его стол все эти предметы.
Мастер сначала недоумённо, потом озабоченно и, наконец, чуть-чуть насмешливо смотрел на молодую работницу, у которой от волнения румянец так и полыхал по белой коже щёк. Валя уловила эти смешинки в уголках губ мастера и слегка даже растерялась:
- Вы чего смеётесь?
- Да ничего, просто я весёлый человек.
- А это вы видите? - Девушка указала рукой на недоброкачественные детали.
- Вижу, конечно. Не слепой.
- И вы думаете, что порядок?
- Нет, не думаю.
Валентина приготовилась к тому, что её будут уговаривать, станут успокаивать или, может быть, даже прикрикнут на неё. Этого спокойного «нет, не думаю» она не ожидала. Поэтому запал как-то сразу погас, сменился недоумением.
